В Германии готовится книга о пытках в правоохранительных органах Чечни
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
В настоящее время в Германии идет работа по написанию документальной книги, детально описывающей аресты и пытки задержанных в Чечне, об этом корреспонденту "Кавказского узла" рассказал бывший житель Грозного Мансур Мусаев.
"Идея создания такой книги появилась недавно. Есть много международных докладов, семинаров, резолюций, прошло много конференций по пыткам в Чечне, по бессудным казням, это обсуждается правозащитниками. Но это сухая констатация фактов. Книга - не будет докладом правозащитников, которые, даже обходя места заключения с камерами, не видели того, что реально творится в чеченских застенках. Это нужно, во-первых, чтобы люди знали, что происходит в Чечне, во-вторых, очень хочется надеяться, что это на что-то повлияет. Мы хотим описать эту историю в форме "взгляд изнутри", все, что будет изложено, - увидено и прочувствовано на себе лично", - рассказывает Мусаев.
"Может быть, прекратится то, что сейчас происходит в республике. Когда силовиков в Чечне меняли с федеральных на местных, мы очень радовались, думая, что теперь станет лучше и что местные не будут творить то, что творили некоторые федералы. Однако мы ошиблись. Впоследствии выяснилось, что ничего не поменялось. Не было разницы между федералами и чеченскими силовиками. Потому что появилось то, с чем можно сравнивать. Я прошел пытки в стенах разных чеченских изоляторов. В книге все это детально описывается, - все пытки и не только, вся система, что она делает с человеком, когда в нее попадают", - говорит Мансур Мусаев.
В своей книге автор пишет, что родился и вырос в городе Грозном. Ему было 13 лет, когда началась первая чеченская война, в результате которой Чечня получила независимость. "Мы жили в своем государстве, люди надеялись на лучшее. Одной из главных проблем был криминал. Кроме того, не было никаких государственных социальных программ и проектов по обеспечению нуждающихся, поддержке малого бизнеса, развитию экономики. Простой народ остался один на один с неизвестностью и нестабильностью, - пишет он. - Те, у кого была сила - авторитет, оружие, связи - занимались продажей нефтепродуктов, в основном в соседние регионы, продавали бензин, солярку. Государственные учреждения пустовали, здания стояли мертвыми и все бывшее государственное имущество растаскивали, кто как мог, делая на нем мелкий бизнес. Тем не менее, школы, больницы и вузы продолжали функционировать. Я учился в университете".
"Постоянно ходили слухи, что будет еще одна война, что Россия не успокоилась, а взяла тайм аут. После "похода" Басаева на Дагестан стало окончательно понятно, что войны в Чечне не избежать", - пишет в своей книге бывший житель Грозного Мансур Мусаев.
По его словам, в первую войну люди не понимали серьезности ситуации, не спешили уходить из дома, а когда началась вторая, то многие, не дожидаясь развития событий, поспешили уехать. Дом Мансура во вторую войну был сожжен. На его улице и на соседних расположились части федеральных сил. Как пишет автор, "они грабили и занимались мародерством, растаскивали что могли, а затем сжигали дома". В сентябре 1999 его семья уехала, стали беженцами в Ингушетии, их поселили в лагере в Карабулаке.
По словам Мусаева, люди беспокоились о своем имуществе и периодически ездили в Грозный. Но федеральные войска часто обстреливали город, приходилось пережидать в подвалах. 21 октября 1999 года по городу нанесли пять ракетных ударов. СМИ писали об одной бомбежке, но Мусаев подчеркнул, что ударов было именно пять. Самый страшный по количеству жертв был направлен на рынок.
"Потом я видел трупы и осколки ракет. Одна из них упала в районе "АвтоВАЗа", вторая - рядом с мечетью, третья - перед стадионом "Динамо", четвертая - перед роддомом, пятая - на базаре. Ближе всего в тот момент от меня был стадион. Перед входом в него я видел двоих убитых. Тем временем люди бежали к рынку, чтоб узнать о судьбе близких. Я тоже пошел туда. Там были сотни погибших. Не меньше двухсот человек, это точно. Раненых доставляли в больницу. Большая часть людей лежала на улице, внутрь поместились далеко не все пострадавшие. Многие, даже легко раненые, умерли лишь оттого, что им долго никто не оказывал помощь", - рассказывает Мансур Мусаев.
В готовящейся к выходу книге большая часть посвящена происходящему в Чечне во время двух прошедших войн, упомянута также и работа российских СМИ, к которым, по словам Мусаева, он "потерял остатки уважения и доверия, так как в новостях рассказывали про обстрел Грозного, но все представлялось так, будто федералы доблестно уничтожили базы боевиков". "То, о чем журналисты красноречиво рассказывали, совсем противоположное правде, не то, что я видел своими глазами", - утверждает он.
"В марте 2004 года я вновь приехал в Грозный, ночью, в пятом часу утра, в дом ворвались вооруженные люди в масках. Вначале я думал, что это были русские, поэтому поздоровался с ними по-русски и спросил, что им нужно. Они тоже говорили по-русски, но по акценту я определил, что они все чеченцы. Меня схватили и ударили в лицо прикладом. Я перестал слышать. Слух и до сих пор полностью не восстановился. Потом мне кричали заложить руки за голову, но, поскольку я не различал слов из-за первого удара, меня стали бить по голове. После меня вывели во двор. Там стояла вторая группа приехавших. Они протащили меня на весу около 70 метров. На улице стояли несколько машин. Меня затолкали в УАЗ и там начали допрос", - вспоминает Мусаев.
По его словам, ему стали называть разные, в том числе знакомые фамилии. Говорили про людей, с которыми он уже по несколько лет не виделся. Когда он говорил, что не знает, били еще сильнее, спрашивали, где его оружие. "Кто-то сзади держал автомат. Затвор передернули и сказали: "Будешь говорить неправду, убьем", - рассказывает автор книги.
"Потом меня недолго куда-то везли, на голову одели полиэтиленовый пакет и понесли впятером. Занесли в какой-то кабинет, поставили к стенке, и стали избивать длительное время. Избивали дубинками, несколько раз душили, я периодически терял сознание. Это длилось два дня без перерыва. Когда одни уставали, приходили другие маски и вновь били меня. При этом они говорили, что я причастен к преступлениям, называли факты и фамилии людей, которые, якобы, свидетельствуют против меня, - описывает произошедшее в своей книге Мансур Мусаев. - Потом, в ходе следствия оказалось, что у них нет ни строчки против меня. Но тогда я еще ничего толком не понимал. Я пытался объяснить, что непричастен к этим преступлениям, не знаю этих людей и не ношу оружия. Но это только злило мучителей, и они пытали меня еще более жестоко. Пытки продолжались до потери сознания, затем меня приводили в чувство - били по лицу или обливали холодной водой, а потом снова пытали".
Все это время, по его словам, родные пытались его найти. Когда его похитили, они обратились в районный ОВД, но там сказали, что его нет. Они еще долго находились в поисках, прежде чем узнали, что родственник все-таки находится в ОВД. Об этом родным Мусаева сообщила адвокат, приходившая к другому заключенному и случайно узнавшая его имя. В то время многие люди в поисках своих пропавших близких часто приходили к ОВД и стояли там, ожидая хоть какой-то информации.
"Когда в 2003 году МВД Чечни перешло в ведение чеченцев, я буквально прыгал от радости. Наконец-то можно будет спокойно проезжать посты, не давать постоянно взяток милиции. Ведь со своими будет намного проще найти общий язык. Попав в застенки, я понял, сколь глубоко я ошибался в чеченцах. Я был хажи-мурид. Помогал людям делать все религиозные ритуалы и соблюдать обычаи. Зачастую я носил свою традиционную одежду. Поэтому, чтобы доказать следователю, что я не ваххабит, я попросил родных принести мне это облачение. Но этим я только навредил себе. Когда мне принесли одежду, то после одной ночи пыток от нее остались одни ошметки, пахнущие гарью. Поняв, что я действительно не ваххабит и не боевик, мои палачи осмелели и стали еще больше зверствовать. Уже потом я узнал, что было много случаев, когда человека хватали, начинали выбивать признания, но, узнав, что он настоящий боевик, отпускали", - рассказывает Мансур Мусаев.
Позже его перевели в ОРБ-2, "которым пугали всех содержащихся под стражей". "На моих глазах ломали и унижали людей. Вели на четвертый этаж, пристегивали наручником к батарее, пакет на голову, и снова пытки за мой отказ ломаться окончательно. Я отказался от всех преступлений, что ранее взял на себя. Отказался пока только словесно, не официально. И тогда меня стали убеждать по-другому. Сделали пытку током, - рассказал Мансур Мусаев. - Сотрудники ОРБ-2, уже пожилые мужики, два провода подсоединяли с обеих сторон к мизинцам и пропускали разряд. Их было двое. Мужчины лет под пятьдесят. Одному из них я внимательно посмотрел в глаза. Заметив мой взгляд, он сильно ударил меня башмаком в лицо. Били током, лупили по голове пластмассовой бутылкой с водой. На другой день, не спрашивая моего согласия, меня вывезли на "место преступления". И рассказывали при этом: здесь я сделал подрыв, там прятал оружие. Даже схему нарисовали".
По словам Мусаева, потом следователь и оперативник заставляли его учить наизусть показания. "Приходили вечером в ИВС, и начинали внушать: скажи, мол, при адвокате, что такой-то теракт был вечером, а не утром. В других показаниях что-то напутали с бронетехникой. УАЗ заменили на БМП", - говорит он.
"После полугода этой "карусели" на мне была куча статей. Не было только, как ни странно, 222-ой. Это хранение и незаконный оборот оружия. Получалось, что я все эти теракты делал голыми руками. Кроме того, по их сфабрикованным бумагам часто получалось, что я одновременно был в двух местах - Чечне и Ингушетии. Как только я обеспечивал себе алиби по некоторым обвинениям, они тут же автоматически снимались, а вместо них из бесконечного запаса "глухарей" извлекались и вешались на меня новые эпизоды, - рассказал корреспонденту "Кавказского узла" Мансур Мусаев. - После следственного эксперимента была очная ставка, я все подписал. Для них я стал теперь хорошим. Я тонул так, как надо было им. Меня перевели в СИЗО. Каждые два месяца (максимальный срок содержания человека под стражей два месяца - прим. "Кавказского узла") меня возили в суд. Я был в ужасном состоянии. Судья давала каждый раз новые два месяца. Было как в сталинских лагерях: ваш срок закончился, распишитесь за новый. Я стал настоящим бомжом".
По словам собеседника, затем из ОРБ его вначале перевели обратно в ОВД, а потом в центральный грозненский ИВС, где условия были "намного лучше". "Нас там никто не пытал. Из ИВС меня отправили в СИЗО. Затем я взялся за дело. Надо было отказаться от всего, что я на себя взял. Конечно, периодически все-таки избивали, давили, но я почувствовал, что ситуация переменилась. А может, это я сам изменился. Но на меня больше пытки не действовали - я начал писать в аппарат уполномоченного, президенту, в прокуратуру, - везде, где можно", - пишет в своей книге Мансур Мусаев.
По его словам, в настоящее время закончена работа над несколькими главами книги, которая будет издана за рубежом. Мансур Мусаев пояснил корреспонденту "Кавказского узла", что помимо описания произошедшего с ним во время содержания под стражей в Чечне, он также намерен выработать некоторые рекомендации для тех, кто может попасть в похожие условия, а также для родственников таких людей.
Кроме того, автор книги стремится объяснить тем, "кто профессионально занимается правозащитной деятельностью и составлением докладов о пытках в Чечне, как следует подходить к их работе".
"Недавно Чечню посетил комиссар по правам человека Евросоюза. Он посетил камеры ОРБ-2, СИЗО, заключенные ему улыбались, руководство этих заведений тоже. Увы, Хаммерберг увидел лишь то, что захотел, или ему показали то, что он хотел видеть, - что в Чечне наступил мир. В то время, как известно, в тех же самых камерах и кабинетах все те же самые пытки продолжаются, - как пять, и как семь лет назад, как при Хасанбекове, героях России Ямадаевых, Кадыровых и прочих федералах", - говорит Мусаев.
"Такие же ставленники пять лет назад показывали комиссарам те же камеры. Тогда их наспех, за двое суток, красили и приходили в порядок в преддверии прихода комиссий. Не верю, что проверяющие из Европы этого не замечали. Добавлю, что неблагонадежных заключенных на время приезда высоких гостей переводили в отделенные камеры, куда не было доступа европарламентариям. Одним словом, комиссии ездят, а обстановка в застенках остается все та же", - подчеркнул Мансур Мусаев .
Отметим, что количество насильственных исчезновений людей в Чечне остается велико и в настоящее время. Как говорится в меморандуме независимой правозащитной организации Amnesty International к президенту России Дмитрию Медведеву, в 2009 году исчезновения не прекратились, а, исходя из неофициальных сообщений, можно сделать вывод, что эти цифры, по сравнению с 2007 и 2008 годом продолжают расти.
В 2009 году, по данным "Хроники насилия" Правозащитного центра "Мемориал", в Чечне были похищены 90 человек, 58 из них позже были освобождены или выкуплены, 10 - убиты, 18 исчезли, четверо находятся под следствием.
Кроме того, в борьбе против участников вооруженного подполья сотрудники силовых структур Чечни активно используют такие меры как сжигание домов их близких, запреты устраивать поминки по убитым боевикам и хоронить их на кладбищах, а также практику постоянного прессинга и морального, а зачастую даже физического, давления не только на близких членов семьи участника вооруженного подполья, но и на их друзей и знакомых.
О фактах подобного рода и росте похищений людей в Чечне, незадолго до своей гибели открыто говорила известная чеченская правозащитница Наталья Эстемирова, похищенная и убитая 15 июля текущего года. Факт сожжения домов родственников боевиков в Чечне ранее был признан Human Rights Watch. Сообщал об этом и Правозащитный центр «Мемориал», отмечая, что поджоги совершаются с одобрения властей Чечни.