Сталин как личность и как грузин. Грузия в сталинскую эпоху по воспоминаниям ее тогдашнего руководителя. Ч. 1.

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Примерно месяц назад я опубликовал распечатку интервью Гелы Чарквиани о политической истории Грузии, включая период Сталина, позднесоветский период, Шеварднадзе, Саакашвили. Говоря о Сталине, этот рассказ second-hand, тогда как первоисточником рассказа является отец Чарквиани – Кандид Чарквиани, бывший первым секретарем ЦК КП Грузинской ССР с 31 августа 1938 года по 2 апреля 1952 года. Чарквиани был назначен руководителем Грузии под конец большого террора (но не после его окончания), сразу после отбытия в Москву предыдущего руководителя – Лаврентия Павловича Берия. Кандид Чарквиани знал Сталина лично и знал хорошо, также он знал Берию. Его сын сделал с ним серию интервью в 1989-1992 гг., в основном касавшихся Советской Грузии. Эти интервью были опубликованы в книге «Интервью с отцом», опубликованной только на грузинском языке. Я опубликую фрагменты из этой книги – то, что на мой взгляд, интересно, здесь, уже на русском, в моем переводе. Текст будет состоять из нескольких частей, но они вряд ли будут выходить подряд.

(обложка книги)

Введение. Сталин и Чарквиани.

Чарквиани говорит, что на момент интервью в живых не осталось не только ни одного грузина, но и вообще ни одного человека, который бы так близко знал Сталина и был бы компетентен в его описании. Чарквиани не претендует на дружбу со Сталиным, но встречался с ним часто в самых разных ситуациях – в семейных обстоятельствах, по работе в Москве, на дачах, на побережье Черного моря. Он обращался к секретарю Сталина Поскребышеву, чтобы встретиться с ним напрямую, как только накапливались дела, которые надо было разрешить на высшем уровне. Разрешение на встречу получалось в основном в письменном виде с указанием темы встречи, а ответ – или в виде письма или по звонку. Сталин никогда не отказывал во встрече Кандиду. Во время встреч Сталин не спрашивался о делах, о том, как прошла поездка и так далее – почти сразу переходил к делу, по которому к нему прибывал Чарквиани.

Он чаще всех других грузин встречался со Сталиным за исключением Берии, который работал в Москве и встречался с тем ежедневно. А в Политбюро неформально были действующие и формальные члены, чаще всего после Берии со Сталиным встречался Маленков, реже – Каганович. Регулярность встреч Чарквиани со Сталиным была раз в 2-3 месяца за исключением его отдыха в Грузии, когда это происходило почти ежедневно. Исключением был наиболее тяжелый период войны. Многие встречи проходили тет-а-тет, иногда – в присутствии Поскребышева, в других случаях – в присутствии других высших руководителей государства.

Впервые Чарквиани увидел Сталина в 1926 году, когда тот приехал в Грузию, а первая встреча прошла в феврале 1939 года. Она не была запланирована; это было на даче у Берии в Москве, тот еще недавно как переехал. Это было время пленума ЦК. Вместе с Чарквиани были Симон Хоштария, зампред СНК, позже заместитель минсельхоза СССР и Серго Ишханов, второй секретарь Тбилисского комитета ЦК КП Грузинской ССР. Сталин прибыл на дачу Берии неожиданно, одет был очень просто. Сначала был разговор о московской природе, а потом он перешел к государственным делам и заметил: «сидение у государственного “пирога” не означает, что у тебя есть право на все. Все должны помнить, что пирог государственный, а не их».

Есть и еще одно интересное обстоятельство – Сталина грамоте обучил Котэ Чарквиани (подробнее – ниже), во многом благодаря совпадению фамилии Кандид Чарквиани был назначен на должность первого секретаря ЦК Грузинской ССР.

Сталин как личность

Упоминая о Мгеладзе, Чарквиани говорит «Сталин был подозрительным человеком, который никого не пожалел бы. Он много где искал то, чего не было. Например, считал грузинскую эмиграцию серьезной силой, возможно, потому, что меньшевизм был популярен, когда Сталин жил в Грузии. После того как грузинское правительство отправилось в эмиграцию, он постоянно ожидал, что они предпримут что-нибудь тяжелое и неисправимое. Сталин был подозрительным и любил интригу. Если между сотрудниками не было напряжения и был покой, он такое положение не считал нормальным. Он считал, что всегда должен быть диссонанс и информация об этом должна приходить в ЦК. Мгеладзе понял это и сыграл на этом».

О репрессиях в книге почти ничего нет, но короткий эпизод касался «Мегрельского дела», где Чарквиани пересказал один из эпизодов обсуждения этого дела (стр. 64). Барамия и Чичнадзе, которые несмотря на предупреждение, прибыли в Москву, разозлили Сталина. Было обсуждение – какого они заслуживают наказания. Чарквиани сказал, что нужно подвергнуть их партийному наказанию. Сталин говорил «наверное они должны были с кем-то встретиться. Не хочешь ошибиться, но кажется их следует арестовать». Потом он встал и вышел (он имел привычку резко вставать и выходить), а после возвращения, будто уже придумав, сказал: «Обоих нужно поймать! Как можно, так предупрежденный человек поехал в Москву, вероятно здесь с кем-то связывались». Берия, который до того молчал, сказал «да, верно, товарищ Сталин, кому они нужны эти негодяи, их надо арестовать».

Чарквиани считал Сталина образованным и одаренным человеком и с неодобрением высказывался о Яковлеве, назвавшем Сталина «полуграмотным»: Яковлев Сталина никогда не видел (стр. 70-72). Сталин все писал своей рукой – никакой секретарь за него не писал. Даже ноты, отправленные из Министерства иностранных дел, были наполовину написаны рукой Сталина, Чарквиани сам был свидетелем как нот, написанную на 4 страницах Сталин сократил до одной, переформулировав мысль, и так отправил ее. Сталин был одарен публицистическим талантом. «Сталин был очень одаренным человеком, особенно в гуманитарных сферах, а то что он не учился в школе, это ничего не означает, от этого он ничего не потерял. Его высшим учебным заведением были тюрьмы, куда, к счастью, никто не запрещал пронос книг. Белогвардеец рассказывал, что в тюрьмах было наказание, когда били прикладом, Сталин прошел это наказание с книгой в руке», говорил Чарквиани. Сталин постоянно читал, и эта привычка у него осталась до конца жизни. Когда Чарквиани приходил к нему, он почти всегда был с книгой в руках, ближе к концу жизни – чаще с художественной литературой. Он прочел почти всех грузинских писателей. Он изучал историю древнего Ближнего Востока, Рима, Греции, у него была феноменальная память.

Семья Сталина

Сталин не очень любил вспоминать детство и родителей. Иногда он упоминал отдельные детали, но так, чтобы сколько-нибудь системно – нет. Один раз на берегу Черного моря он вспомнил детство. Рядом никого кроме Поскребышева не было, а говорили на грузинском. Иногда, когда Сталин не мог вспомнить слово, переходил на русском. Тогда он рассказал историю о том, что их соседом в Гори был священник Чарквиани. Отношения этого священника и отца Сталина Бесо были основаны на пьянстве. После службы в церкви он заходил к ним в гости и говорил «ну, Бесо, пойдем, смочим горло!». Бесо сразу закрывал свою мастерскую и шел пить, а уже несколько часов спустя, за руки они приходили домой, часто с песнями. Чарквиани ему говорил «Бесо, хотя ты и сапожник, но хороший человек», а тот отвечал «ты хоть и священник, но какой священник!», после чего они целовали друг друга. У этого священника были дети, старшего звали Котэ, который учился в семинарии в Тбилиси и он научил Сталина грамоте. Отчасти именно совпадение фамилии Чарквиани обусловило назначение Кандида на должность главы Грузии.

Иногда он вспоминал своих родителей, маму – с большой симпатией. Мама его растила, отец же спился и не уделял внимание семье. Он сам иногда рассказывал о пьянстве своего отца, вспомнив такой эпизод. Сталин жил в общежитии семинарии. С детства у него был хороший голос, альт, поэтому он довольно быстро оказался в группе экзарха. 5 рублей ему платили за песнопения и еще 5 – стипендию, т.е. он получал туман, что было немаленькими деньгами по тем временам. Отец пришел к нему в семинарию и начал выпрашивать деньги. Его отец ходил по всей Грузии, выпрашивая работу и сразу пропивал деньги. Сталин ему ответил, что у него нет денег. Тогда отец ему сказал «не будь жадным, как твоя мать», на что Сталин пригрозил вызвать охрану. Бесо ушел, ругаясь. Так прошла их последняя встреча.

Чарквиани говорит, что «это неправда, что Сталин не любил своих детей – эти слухи распространяли те, кто его ненавидел. Особенно он любил свою дочь Светлану. Впервые я ее увидел в 1939 году, когда ей было 12 лет, большую часть нашего разговора она сидела у него на коленях, он ее привечал словами “моя маленькая хозяюшка”». Он ее столько называл «хозяюшкой», что один раз она отправилась на кухню и начала там хозяйничать. Там была женщина, настоящая хозяйка, которая сразу ей сказала, мол «иди уроки учить, чтобы я тебя здесь не видела». В общем, по словам Сталина, не получилось у нее хозяйничать. А отношения с сыном Васей были для Чарквиани непонятными. Сталин очень переживал, что Вася много пил и во всем обвинял чекистов, которые его растили. Власик, глава охраны Сталина, был пьяницей – и, мол, они его и приучили пить. Так что он любил и заботился о своих детях, но по-своему. Он занимался другими важными делами и считал, что это все перевесит. Чарквиани не видел старшего сына Якова, у которого уже была своя семья и тот жил отдельно.

Сталин как грузин

Чарквиани воспринимал Сталина именно как грузина, хотя и находящегося на высокой ступени в стране, где грузины не играли решающей роли. Сталин говорил на прекрасном грузинском языке. Если рядом русских не было, то разговор обычно шел на грузинском, а если были люди других национальностей, то он говорил «говорите на общепонятном языке». Деловой разговор, относительно политики, хозяйства, часто проходил на русском, поскольку Сталину было тяжело подобрать терминологию. Помимо русского и грузинского, он еще пытался выучить немецкий язык. Хотя он и жил в Москве, он поддерживал связи с некоторыми грузинами, например с Алешей Сванидзе, благодаря чему и сохранял живой язык, а также писал на грузинском. Отмечу, что Александр Сванидзе – брат Екатерины Сванидзе, первой жены Сталина, арестованный в 1937 и расстрелянный в 1941 году, дальний родственник Николая Сванидзе, советского партийно-государственного деятеля, убитого на допросе в 1937 году, деда журналиста и историка Николая Карловича Сванидзе, автора документального сериала «Исторические хроники», который значительное место уделил в своем повествовании Сталину.

Сталин любил грузинскую литературу. Он постоянно читал литературу, в том числе ту, что ему высылали из ЦК Грузинской ССР (3-4 раза в год). Это выражалось в том, что он часто давал оценки тем иным произведениям, например, он очень высоко оценивал Давида Клдиашвили как писателя. Большее внимание он уделял художественному аспекту по сравнению с социальным. Чарквиани привел в пример воспоминания Симонова, откуда видно, как он ценил литературу. При присуждении премии, Сталин выражал свое мнение по каждому произведении.

Чарквиани считает Сталина интернационалистом и никогда не слышал от него антисемитской риторики.

Когда Сталин был в Грузии в 1951 году, он так отправился из Боржоми в Хашури, что не заехал в свой родной Гори (стр. 117). Говорили, что хотел заехать, но передумал. Чарквиани его просил заехать в Тбилиси, но он сказал, что если я приеду в Тбилиси, тогда скажут «а почему в Ереван не приехал, или в Баку?». Он по-своему боялся общественного мнения. Когда был издан первый том его сочинений, в нем была подпись на русском. Чарквиани попросил это сделать на грузинском, но тот отказался, сказав, что «тогда все республики попросят подписать на своем языке, придется на узбекском, армянском подписывать». Сталин старался не показывать особенного отношения к грузинам.