Первомайское дежавю
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
Первомай с детства ассоциировался у меня с насилием. Родителей заставляли обязательно, а то попадешь в черный список парткома, являться с раннего утра на установленное в городе место, где собирались все с их института, с детьми. Взрослым вручали флаги, детям флажки и шарики, и медленно, по институтам, чтобы обязательно не смешиваться с другими предприятиями, шли вдоль милицейских рядов к площади Ленина.
Становилось весело когда рядом оказывался меднодуховой оркестрик, и даже приплясывали прыгучие пары. Но потом, с приближением к площади все быстрее, не отставать, чем ближе тем громче командные крики – шеренгу держите – шеренгу, ну что же вы, - а потом бегом, передние смотри как оторвались, - и вот мы входим, осматривая свои ряды чтобы не искривились, на площадь, а там на трибуне стоят, а в динамиках: Урр-ра товарищи! Вот идет коллектив Педагогического института имени Владимира Ильича Ленина, поздравляем вас с… а я кричу, озираясь на взрослых и машу крепко зажатым в ручонках флажком, а мама показывает – смотри туда, наверх, видишь, это первый секре…
А потом тихо с гневом в глазах рассказывала дома о том, как в 24-м году большевики у них районе - оборванцы и бездельники, выносили ковры из их большого дома, а ее мама - моя бабушка, получила в тот день первый свой инфаркт.
Сразу после площади наступала усталость. Но ломающихся ногах доходили до места сдачи флагов, где их отдавали, а часто просто скидывали в общую кучу, где из того же парткома человек пересчитывал и вылавливал несданные флаги. Потные, еще взбудораженные взрослые уводили нас по улицам домой, причем общественный транспорт не работал, а до такси не доберешься, потому что весь центр город оцеплен, улицы перегорожены грузовиками. Праздник ведь – 1 мая!
В школе нас почему-то туда не тягали. Теперь понимаю – подростки без родителей становились неуправляемой хулиганской толпой, и поэтому на школьников первомайской разнарядки не было.
В Академии началось снова: мы уже взрослые, хоть и без своих еще детей. Партком приказывал комсомольской организации, та давила на нас. Но СССР уже был не тот, народу не до восторгов, и сгонять всех поголовно на первомайские парады было трудно.
Списки обязательного прихода составлялись в Институте физиологии заранее, потом их обносили по лабораториям, и мы подписывались рядом со своими фамилиями. Всем было понятно, что ровно ничего за игнорирование не будет, но мучила неловкость перед парткомом - Чингиз мюаллим просил каждого сам, смотрел в глаза, и было понятно, что если не обеспечит хотя бы 50%-ую явку, за его партийные неприятности мы будем виноваты. А может припомнят, при сдаче кандидатских минимумов или на аттестации.
Девушки не приходили, с них и спроса фактически не было, а парни появлялись – утром, к 8-и, чтобы как можно быстро все это пройти-пробежаться, сдать всученные флаги и отправиться компанией в пивную или в чайхану. Хорошее пиво тогда надо было еще найти, чтобы не разбавленное водой и свежее. А чай – дешевый и везде одинаково хороший.
Так и радовались на первое мая. Коммунизм и коммунисты в Азербайджане всегда были инородны, что-то вроде спущенных сверху марсиан. Но так как любая мало-мальски нормальная должность предоставлялась только коммунистам, приходилось народу соглашаться с компромиссом. Хорошо, буду марсианином, а что делать? Жить-то надо…
Быть коммунистом - не означало не брать взятки, не обходить законы и многочисленные очереди за всем необходимым – от хлеба до бесплатной квартиры. Азербайджанские коммунисты не бросались на амбразуры и не строили узкоколейки, так что компромисс был полный и обоюдовыгодный, перед Москвой у ЦК КП Азербайджана с отчетностью всегда был абсолютный ажур.
Такими мы были как-бы коммунистами, и совсем фиктивными комсомольцами.
И вполне естественно, без воплей и недовольства, в независимом Азербайджане Первомай был отменен. Без объяснений целесообразности решения.
Также тихо, в основном ночью были убраны памятники всем коммунистическим вождям. Начали с инородцев – 26 Бакинских Комиссаров, Фиолетов и Шаумян, конечно Карл Маркс со своим Энгельсом, все Ленины и Киров. Потом, спустя несколько лет решили, что и наши коммунисты застоялись, пора убрать – исчезли памятники Мусабекову, Азизбекову, переименовали станцию метро его имени (названа «Кероглу»).
А Нариман Нариманов стоит, хотя был первым секретарем компартии Азербайджана и функционировал затем в Кремле, до таинственной гибели во время болезни Ленина и усилении Сталина. Может потому стоит Нариманов на моей родной бакинской площади, что кроме коммунистических должностей был еще драматургом, просветителем и писателем.
Первомай в сегодняшнем Азербайджане – такой же рабочий день, как другие. Девятое мая не работаем, проявляя уважение к немногочисленным оставшимся участникам ВОВ, но громкоголосых шествий и военных парадов не проводится.
Обозревая на ТВ краснофлаговые шумные первомайские манифестации в России, меня всегда охватывает чувство дежавю – вроде точно такое же было рядом, с нами, и вдруг исчезло.
И я понимаю, что должно было исчезнуть. В России красная идея с Первомаями, ленточками на груди и грозноликими стариками-ветеранами жива. Она шагает стройными рядами, и Зюганов – такой молодой, и юный Октябрь впереди.
У нас же не было ни Ленина, ни Октября, а среди 26 Бакинских Комиссаров было только два попавших в плохую компанию азербайджанца. Причем, как обычно бывает в бандах, главный – Шаумян – в худшую минуту скрылся, подставив остальных. 25 комиссаров расстреляли в красноводских песках, а в бакинский Мемориал перевезли из Закаспия и захоронили с советскими почестями под видом 26-и. Шаумян благополучно прожил в Индии.
В наши дни, после развала СССР, когда разбирали известный во всем СССР мемориальный комплекс, там все-таки оказалось 23 останка, без Степана. Запротоколировали, сфотографировали и перезахоронили на общем кладбище, вдали от столицы.
Такими мы были все тогда фальшивокрасными. Нет Первомая. Сожаления в связи с этим тоже.