В Чечне отмечают 66-ю годовщину депортации.Часть 2."Жить и умирать на своей земле"
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
Мужчин в горах часто арестовывали и требовали оружие, родственники искали оружие для выкупа, и их затем освобождали. Многие были посажены, или воевали на фронтах Великой Отечественной, почти все они ушли добровольцами. Имена односельчан воевавших тогда он помнит до сих пор: Гаип, Сулим, два брата Закариевых Масхуд и Мусост, Тапа- его брат, Саид, Хаким, Мовлид, Муса, Имран, Конча. Конча, говорят, дошел до Берлина, шел водрузить флаг над Рейхстагом и был убит.
22 февраля 1944 военное руководство созвало всех мужчин, находящихся в селе, к центру села, окружили всех и арестовали в тот же день. «На рассвете 23 февраля в дом зашли двое солдат, рассказывает дядя Салман, сказали матери: возьмите с собой только самое необходимое, теплое, и начали швырять нам наши вещи. Сборы были недолгими. Мать нас спешно одевала, металась по комнатам, пытаясь собрать пищу, вещи. Солдаты торопили.
Семье Адама было труднее собираться без матери. Ворвавшиеся на рассвете солдаты будили детей, поднимая с постели, что-то кричали, хватали вещи бросали их детям, не понимая ничего спросонья, дети метались по комнате, солдаты продолжали кричать, торопя детей, которые не понимали ни слова на русском языке, не понимали, что происходит. Их выгнали на улицу полураздетыми, у младших детей не было обуви, они стояли на снегу босиком, никто из них не плакал. К ним подошла их лошадь, один из братьев ухватился за ее передние ноги, солдаты били то лошадь, то мальчика, лошадь не трогалась с места, мальчик то гладил ее, то хватался за ее ноги, она мотала гривой от каждого удара, а он целовал ее голову и утирал ей слезы.
Отовсюду по селу неслось мычание скота, лай собак, слышны были выстрелы. У мечети собирали со всех близлежащих селений полураздетых детей, женщин, стариков.
По дороге шли Бота и Миси. Миси, женщина 110 лет, держала в руках два ведра масла, а на плечах 12 вязанных паласов (истанг). Боте было 103 года, через плечо он закинул 3 бараньих курдюка.
У мечети он остановился, подошел и обнял его, и сказал:
Ассаламу Аллейкум рузбанан маьждиг
Хьох ца валалуш сайн доьзалх ваьлла со
Хьох ца къасталуш сайн берий берах къастина со
Хьога геч дар доьху ас
Марша 1айла кешний овла
Марша 1айла лекха лаьмнаш
Тхо деле дехалаш, тхо деле дехалаш
Дай баьхна, деза латта, хьай шийла шовданаш
Цахаа, кхин гур дуй вай.
Марша 1айла шу.
Так он прощался с Родиной, его дети и внуки давно жили на равнине, он не смог уехать, почти все время проводил в мечети в молитвах.
В этой мечети старики молились каждую ночь до утра. Она была построена очень давно, людьми святыми (Эвлия), пацифистами. Однажды утром после молитвы Баша-Хьаьжа вышел из мечети и услышал громкий смех молодых людей, стоявших в центре села и сказал: идите в мечеть, молитесь, просите Аллаха, чтоб он собрал здесь на этой земле ваши души рассеянные по всему миру.
Ближе к полудню, всех собрали, горцы под конвоем направились в сторону села Нижал. Впереди шел Бота.
Погода испортилась, с утра светило яркое солнце, когда тронулись в путь, пошел дождь со снегом. Когда проходили гору Чаьржи, женщины и собаки выли вместе. Чаьржи с двух сторон обступает пропасть, по сути это проход длиною 6-7 км. На этом отрезке всех, кто не мог идти, сбрасывали в пропасть. В Г1ази –Юрте от обессиленных избавились таким же образом. Ночью добрались до села Нижал, всех загнали в мечеть, кто не смог зайти, остались на улице, рядом с мечетью.
На второй день вечером дошли до районного центра Шаро-Аргун. Ночевали на улице. Утром тронулись в путь уставшие, голодные, с плачущими детьми, оставляя по дороге расстрелянных конвоирами родственников, которые уже не могли идти. Здесь они увидели снова мужчин из с.Ригах, арестованных в ту ночь, они были связаны веревками на шее между собой. Только пожилые из них сели на товарные вагоны. О судьбе остальных никто не знает. Не переставая шел снег, все насквозь до последних ниток промокли. Из последних сил дошли до Шали. Там людей посадили на «студебеккеры». Привезли в г. Грозный на станцию Алды и стали погружать в вагоны. Дядя Салман говорит, что когда их мать подала все вещи, всю еду в вагон и стала поднимать нас детей, их оттолкнули, военные сказали, что вагон переполнен и посадили в следующий вагон. Вся наша пища, одежда, теплые одеяла осталась в другом вагоне. Поезд передвигался медленно, часто стоял, пропуская военные эшелоны. Мы были в пути полмесяца. Невыносимый холод, голод. Умерших конвоиры забирали и выбрасывали прямо в снег. Это был нескончаемый «тяжелый и страшный сон». Привезли нас в Актюбинскую область Казахстана. Выгрузили в районном центре, поместили сначала в ветхое здание местного клуба. Потом распределили по совхозам. Поселили нас на кошаре в домике чабана. Нас было там 12 семей, более 50 человек. Спали мы на земляном полу. Настилалась солома, потом если можно было найти что-то, чтобы постелить сверху, и это была самая лучшая кровать. Кормились отрубями от проса, с песком и землей, кусочек отрубей можно было отрубить только топором. Полагалось 200 грамм на иждивенца, а работающему - 500грамм». Дядя Салман снова сделал паузу. Эта холодная, степь со снежными буранами и ветрами часто мне снится. Я тихо сказала: «Дядя! Если вы, старшее поколение, пережившие эту депортацию, не расскажете нам, мы никогда не будем знать всей правды этой трагедии нашего народа. Дядя посмотрел на меня своими добрыми, добрыми глазами, мягко улыбнулся и ответил: «Конечно, вы выросшие здесь на своей родной земле, должны знать, насколько ценно то, что вы можете жить и умирать на своей родине».