Дайджест онлайн-дискуссии "Инстаграм и папаха. Как Хабиб Нурмагомедов формирует кавказскую повестку".

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

30 сентября на "Кавказском Узле" состоялась онлайн-дискуссия «Инстаграм и папаха. Как Хабиб Нурмагомедов формирует кавказскую повестку».

Обсуждали следующие вопросы:

1. Политизация силовых видов спорта на Кавказе: современные тенденции и перспективы. В чем уникальность Хабиба по сравнению со спортсменами, ушедшими в политику в 1990-е годы?

2. Феномен (не)популярности Хабиба Нурмагомедова как зеркало проблем многонациональной России. Почему победы Хабиба не объединяют страну?

3. Что делать, чтобы победы спортсменов с Кавказа не воспринимались как успехи "несвоих"?

В дискуссии участвовали:

Абакар Абакаров  

Александра Гармажапова, журналист «Новой газеты» в 2011-2016гг., Москва

Евгения Захарова, кандидат исторических наук, научный сотрудник Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого РАН, Санкт-Петербург

 Евгений Иванов, младший научный сотрудник НИУ-ВШЭ, Москва

Мурат Коков, юрист, Нальчик

Елена Куква, кандидат социологических наук, АГУ, Майкоп (заочно)

Лидия Курбанова, доктор социологических наук, профессор ЧГУ, Грозный

Софья Рагозина, кандидат политических наук, научный сотрудник РАНХи ГС, приглашенный преподаватель НИУ-ВШЭ

Дина Хашхожева, художник, куратор онлайн-курсов Carpe Diem и оффлайн Hello Computer, Москва

Мурат Шогенов, кандидат психологических наук, КБГУ, Нальчик

Ахмет Ярлыкапов, кандидат исторических наук, МГИМО, Москва

Хабиб – «медийность 2.0» или консервативный поворот?

По мнению Рагозиной, политизация силовых видов спорта – это не только северокавказская тенденция, но и общероссийская. Это история не про то, как спортсмены идут в политику, а про то, как образ спортсмена используется в политическом пространстве.

Рагозина добавила, что в том, «что касается Хабиба Нурмагомедова, то помимо маскулинного здесь силен еще и религиозный нарратив. В России многих раздражают его претензии на участие в символической борьбе за «российский ислам», ведь на этом поле и так достаточно игроков».

Уникальность Хабиба, по мнению спикера, прежде всего в его медийности, «медийности 2.0». «У политиков 90-х не было ни телеграма, ни инстаграма, а сейчас – весь спектр соцсетей для собственного продвижения. Общественные дискуссии, инициированные высказываниями Хабиба о папахах, о дорожном знаке,  гораздо важнее самих заявлений», - отметила Рагозина.

Хашхожева считает, что «рост популярности и медийности чемпионатов контактных единоборств совпал с ростом мастерства молодого спортсмена из Дагестана. У народов Кавказа не так много радостных поводов, которые могут объединять и дагестанцев, и ингушей, осетин, адыгов, всех сразу». 

Шогенов не согласился с тем, что Хабиба следует рассматривать как отдельный социальный и культурный феномен. По его мнению, Хабиб – «это скорее локализованное проявление глобальных прецедентов, и он один из лидеров общественного мнения для кавказской молодежи, часть общего глобального феномена блогосферы как социального актора».  Хабиб, как считает Шогенов, уникален не только как спортсмен, но с точки зрения культурной аутентики. «Даже его консерватизм и традиционализм работает на пиар и популярность. Приписываемый Хабибу политический потенциал во многом связан с фактическим отсутствием на политическом пространстве Северного Кавказа конкурентных независимых политических акторов или лидеров».

Гармажапова подчеркнула, что «Хабиб за счёт своей огромной известности может позволить себе быть независимым. Он «братается» с представителями власти, но и позволяет себе независимые суждения. И власть это вынужденно принимает, так как звезда - Хабиб, а не они. Все эти встречи с политиками больше похожи на фан-мероприятия поклонников с кумиром».

Захарова считает, что причина популярности Хабиба в запросе на традиционализм, который очень высок на Кавказе. «Хабиб дает ярчайший и убедительный ответ на этот запрос, сам становясь аргументом и доказательством успеха традиционалистского сценария, как минимум, в масштабах индивидуального биографического пути.  Хабиб не просто успешнейший "земляк", достигший спортивных вершин. Он как бы становится голосом тех сегментов общества, которые не могли надеяться быть услышанными настолько широкой аудиторией, фактически, мировой аудиторией».

Коков обратил внимание участников дискуссии на то, что культ спорта и силы на Кавказе был всегда. «В нынешнее время у состоявшегося успешного спортсмена априори есть немаленькая аудитория, для которой он является авторитетом. Учитывая то, что среди спортсменов крайне мало личностей политизированных, они лояльны тем, кто их  "накормит и оденет". Сам Нурмагомедов из этой когорты выделяется своей развитостью, самобытностью, стержнем». 

Коков не согласился с приданием ореола излишней оригинальности Хабибу. «Его карьерный взлет совпал с невероятным спортивным бумом по всему миру. Во времена Мухаммеда Али, Майка Тайсона и др. не было возможности настолько детально изучать образ жизни кумира, его поступки. Многие спортсмены по-своему эпатажны, и при чемпионстве в UFC их тоже ждал бы небывалый успех». 

Курбанова считает, что идентификационные стратегии, демонстрируемые Хабибом, (силовые качества, культурная и религиозная идентичность) находят отклик у значительной части  людей сегодня на Кавказе, особенно молодежи. «Такие личности, с таким набором ценностных установок востребованы, этим можно сейчас определить ценностный индикатор локальных кавказских обществ». Курбанова выразила сожаление и тревогу по поводу того, что «наука. образование, профессионализм и набор аксиологических ценностей все больше уходит на периферию в публичном пространстве».  

Ярлыкапов заявил, что «личность Хабиба объединяет всех молодых и не только молодых кавказцев. И он прекрасно это понимает. Именно здесь кроется причина его достаточно спорных выступлений в отношении запретов выступлений некоторых артистов и вообще ухода в морализаторство. Он тонко чувствует тренды, понимает, насколько колоссален запрос на исламскую тему.  Хабиб считает основой своей аудитории именно выходцев с Кавказа. В то же время, в целом тренд на опору на традиционные ценности, возврата к корням довольно неплохо отзывается в душах и остальных жителей России. Этот консервативный поворот крайне интересен и требует еще более внимательного изучения». 

Почему Хабиб не стал объединяющим страну символом?

Хашхожева обратила внимание на символику, которой окружен выход Хабиба в октагон. «Вы видели, чтобы Хабиб держал над головой российский триколор? Все спортсмены, представляющие страну, с гордостью принимают победу под своим флагом, а Хабиб иной.  Россия слишком внимательна к символам и жестам и в отношении к Хабибу, и это не национализм, а скорее интуитивное чувство, что он не до конца свой, точнее иной, без явного подчеркивания факта — он российский боец.  Он религиозен и может писать о страдании мусульман в один день и не заметить, как в Дагестане расстреляли в христианской церкви прихожан».

Шогенов поставил под сомнение, что Хабиб – это идеальная фигура для того, чтобы, как это принято чемпионам, сплотить страну. «Напротив, мы видим раскол в общественном мнении и оценках, который проходит как раз по Кавказу. Здоровый образ жизни, религия, благотворительность могут быть важны для отдельных социальных групп, сообществ, субкультур, но, чтобы сплотить страну, это недостаточно», - отметил спикер.

Куква оппонировала опросу, проведенному на sports.ru, на который была ссылка в анонсе дискуссии. «Опрос ВЦИОМ, проведенный сразу после боя, показал, что почти 90 % из смотревших бой поддерживали Хабиба и 77% обосновали это тем, что он россиянин». 

Рагозина считает, что «уровень ксенофобии в российском обществе крайне высок, и вероятность того, что выходец с Северного Кавказа, допускающий противоречивые заявления в публичном пространстве, займет место некоего национального героя, чрезвычайно мала. Недоверие может вызывать и использование исламской риторики, а также и ее «успешный экспорт» в ряд мусульманских стран». 

Захарова считает, что Хабиб никак не может сыграть роль объединяющего символа.  «Хабиб как герой неблизок жителям других регионов страны, слишком многое мешает им себя с ним идентифицировать: он выглядит и говорит иначе (с сильным акцентом), далеко не всем близки транслируемые им установки, столь сильное акцентирование ислама не способствует отождествлению себя с ним как с "героем".

Куква подчеркнула, что «претензий в самом дагестанском обществе к Хабибу достаточно много, поэтому говорить об объединительной функции побед Хабиба сложно даже в его родной республике».

Куква обратила внимание, что в Дагестане многие недовольны его вмешательством в культурную жизнь республики; именно из-за отсутствия морального основания у Нурмагомедова "диктовать", кого/кому слушать/смотреть. «Общественность не готова рассматривать такие действия как компетенцию спортсмена. Такая активность тем более осуждается, когда рассматривается ситуация на чеченско-дагестанской границе, когда Хабиб не вмешался в конфликт, объявив, что он не политик. В последнее время активно обсуждают исламскую интерпретацию поведения Хабиба, поскольку ислам запрещает занятие такими видами спорта, которые могут наносить увечья, и тем более осуждает зарабатывание денег таким способом».

Курбанова заявила, что «вряд ли одно политическое лицо, тем более, с явно выраженным традиционным и религиозным уклоном, такой, как Хабиб, способно стать объединяющим фактором российской многослойной общественной жизни».

Почему не болеют за Хабиба? Стереотипы спорта или вопрос общей идеи?

По мнению Шогенова, спорт невозможно рассматривать в отрыве от социальной, культурной и политической реальности, в которой он существует. «Символизм, который он несет, может быть как объединяющим, так и раскалывающим общество, или же подчеркивающим уже существующую фрагментацию, как это происходит на примере с Хабибом - культурное и идентичностное отчуждение и самоотчуждение Кавказа».

Хашхожева: «У Хабиба сейчас масса политических возможностей и не хотелось бы этот ресурс растратить на открытие новых борцовских залов, но и чтобы школы с изучением языков тоже могли быть частью воспринимаемого обществом основанием для мирового успеха». 

Шогенов: «Для сторонников Хабиба – он символ и гордость Кавказа, а критики видят в его образе, который транслируется его молодым подражателям, препятствия для социального, экономического и культурного прогресса – нетерпимость, культ силы, неуправляемость и неприятие нового. Чтобы изменить эти стереотипы, одного спорта и изменения отношения к победам чемпионов с Кавказа недостаточно».

Иванов: «Это дело не только побед или культуры, это вопрос общей идеи. А в России её нет. Разные исторические нарративы, во многом противоречивые, малый опыт совместного проживания (казаки за века многое переняли, сроднились). Нужен макроопыт в масштабах страны. Когда будет общее ощущение, нет, не однородности, но единства, тогда и частности - культура, победы, научные достижения также будут каждым расценены, как успехи его страны».

Захарова: «Именно маскулинность, транслируемая Хабибом - яркая и уверенная в себе маскулинность, подкрепляемая ссылками на особый кодекс поведения борца, может иметь больше всего шансов найти отклик в сердцах широких слоев россиян, учитывая, что на российской сцене очень мало эквивалентных ей по силе и выразительности альтернатив».