Арсен Хашхожев: "Кузня - мой мир и моя территория"

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Арсен Хашхожев – кузнец. Именно так. Стильный молодой мужчина в хипстерских очках, интервью с которым мне помогла организовать хозяйка Гостевого Дома «Очаг» в Хамышках Зара Шопар, - кузнец.

Арсен – настояший Мастер. Приехал в Адыгею из Кабардино-Балкарии пару лет назад. Он - из тех, кто ведут свою родословную к эпическим мощным кузнецам, стоявшим у творения Мира. У них, у тех самых первых кузнецов, музыкальные имена. Карело-финский Ильмаринен, черкесский Тлепш, античный Гефест, осетинский Курдалагон – разложите каждое имя на слоги и услышите удар молота о наковальню.

К кузнецам во всех культурах относились непросто. Что-то было тайное, неведомое в этих отшельниках, в их кузнях на краю села. Кузнец одновремнно связан и сакральными, и с прозаическими вещами, с темой войны и с темой мира. Мечи, шашки, стрелы и в то же время плуги, надочажные цепи, уздечки – все это выходит из-под рук кузнеца.

Там, где кузнец, всегда тайна – в кузне сходятся стихии огня, земли, воздуха, воды.. До разговора с Арсеном я считала, что кузнец ими управляет, но теперь думаю, что, скорее, он с ними умеет договариваться и заклинать. Таков черкесский кузнец Тлепш из нартского эпоса – его шашки тонки, как волос, для его мечей нет преград, и его  стрелы никогда не летят мимо цели. В кузне каждый день от зари до зари творится таинство, здесь из хаоса металла возникает порядок и форма, лаконичная, сдержанная. Арсен говорит об этом мало, скупо, но емко. И каждое слово – на вес золота. 

Все дороги ведут к кузнецу

- Все дороги, независимо князь ли это или крестьянин, обязательно вели к кузнецу. Обязательно. У каждого в доме был очаг, а надочажная цепь – это не просто деталь, это символ дома. Практически все предметы домашнего обихода делались кузнецом. Но кузнец – это еще и дипломат, и посредник. Люди к нему шли чинить всевозможные инструменты, какие-то приспособления; все, что изготовлено из металла, неслось к кузнецу. Во время работы человек что-то рассказывал кузнецу, спрашивал, и в этих беседах случалось, что доверял ему какие-то тайны. 

Со стороны бородатый кузнец смотрится букой, а на самом деле – это тонкий политик, и роль его в каждом ауле очень большая. Кузнец слушал и слышал всех. Люди знали, что кузнец владеет информацией, что она буквально к нему стекается. Иногда люди специально что-то ломали, чтобы был повод зайти к кузнецу и узнать новости. С кузнецом советовались даже по бытовым вопросам, он помогал людям помириться, уладить конфликты.

«Мне в кузницу дверь откроешь, открою, доверю душу»

Мне всегда была интересна фигура кузнеца Тлепша, влюбленного в свое дело, но именно с его обожествлением я не могу никак согласиться. Нарты – это мощные по духу, могучие, сильные люди, находящиеся в гармонии с тем миром, где они живут, с окружающей природой, со всем, к чему они прикасались. Для них момент соприкосновения с чем-то – с огнем, углями – это их жизнь, а не мифология. Тлепш учился у Дабеча, кузнеца, который долго не мог отыскать достойного ученика. Дабеч – тоже интересная эпическая фигура. Старый кузнец, чувствующий, что его силы на исходе,  долго не мог найти человека, которому мог бы передать свое ремесло. И вот однажды он увидел, что за шторой его кузни, а кузню специально затеняют, прячется юноша.

В нартском эпосе говорится, что юноша попросил взять его в ученики: «Меня возьми ты подручным, и я в долгу не останусь, тебе помогу в работе. Мне в кузницу дверь откроешь, открою, доверю душу". И Дабеч согласился, обратив внимание на руки юноши, могучие и сильные. Дабеч у горна старел, а Тлепш мужал. Однажды Дабечу приснился сон, как Тлепш заклинает горную руду, повелевает ею – под его взглядом она становится то послушной, как вода, то  воспламеняется багровым цветом, то смиряет свою ярость. Дабеч понял, что его смерть близка и что Тлепш – его достойный ученик.

В эпосе говорится, что Тлепш берет металл раскаленными руками, мнет его, кует его, что огонь его слушается. На самом деле, когда с огнем работаешь часто и подолгу, возможно, это  физиология, возможно, что-то другое, но кузнец со временем может брать руками уголь горячий, может его ворошить.

С одной стороны, возможно, это привычка, руки грубеют, но вот такая интересная штука – когда часто работаешь с металлом, кожа начинает напоминать то ли чешую рыбью, то ли змеиную. Я когда беру детей на руки, у меня есть в руках ощущение наждачной бумаги, а восприятие горячего, холодного притупляется.

Наследники Тлепша

- Мой самый первый учитель, которому я очень много вопросов задавал, - Анзор Гетажеев, это в Кабардино-Балкарии очень  хороший кузнец. Достаточно много информации я получил от него, мы работали с ним в кузне. Но тогда я занимался слесаркой, то есть,  клинки ковал и закаливал он, а я их обрабатывал, делал слесарную обработку. Потом я оттуда ушел. Другой мой учитель - Тимур Дзидзария, очень хороший кузнец в Абхазии. У него своя кузня в Агудзере. Именно из Абхазии мы вернули наше ремесло.

Я говорю ребятам, которые хотят научиться кузнечному делу – у вас все в крови, все уже есть, только разбудите это. Просто делайте и все. Берите в руки молот и делайте!

Я к оружию вообще с самого-самого детства тянулся. И, чего уж греха таить, мы в детстве воровали ножики, сами что-то мастерили. Какие-то такие интересные  предпосылки были, чуть ли не сказочные такие моменты: долгое время я видел один и тот же сон. Какой-то дедушка ко мне приходил в белой папахе, весь какой-то светлый и с белой-белой длинной бородой и усами, уже седой-седой. Он мне дарил каждую ночь, практически, каждую ночь он мне дарил шашку и пропадал. Каждое утро я искал под матрасом эту шашку. В конечном итоге, в последний раз, когда я его видел, ну, вот не знаю, не могу сказать, что я спал, вряд ли. Я чувствовал что-то на уровне осязания, что  вот это все происходило. Я сразу проснулся, сразу вскочил, перерыл все, все-все-все в этой комнате, в спальне, перерыл все – нигде нет. Я сел и начал рыдать.

Мой храм, мой дом, моя территория

Кузня всегда ставилась за аулом на определенном расстоянии в более защищенном месте, желательно недалеко от воды, чтобы защитить кузнеца. Кузнец в том числе и воин, в трудную минуту он мог сесть на коня и с оружием в руках  участвовать в военных действиях, но без его ремесла жизнь в ауле бы остановилась. Поэтому социум оберегал кузнеца – и его жизнь, и  его ремесло, и  его инструменты. Шашки, кинжалы, ножи – без этого черкесский всадник перестал бы существовать не только физически, но и ментально.

Моя профессия предполагает активное общение со всеми стихиями – огнем, водой, землей, воздухом. Конечно, разговора нет, есть определенные сакральные моменты, о которых я не хотел бы говорить.  Когда кузнец влюблен в свое дело, то каждый предмет, к которыму прикасаешься каждый день, каждую секунду,  инструмент, с которым  работаешь, начинает жить своей жизнью, человек с ними начинает общаться.

В кузне вообще, кроме меня, нет людей. В кузне ты не можешь терпеть присутствие чье-то. Раньше брали учеников, например, помощника кузнеца, меходува.  Я, когда работаю, стараюсь вообще закрывать, запирать кузню, если не совсем душно.

Если же кто-то пришел, я смотрю на человека. Мне надо прочувствовать человека душою и сердцем, я никогда не заведу в кузню первого встречного, какого-то прохожего туда заводить – такого нет. Бывают взрослые люди, пожилые и гораздо старше меня, авторитетные, я и их вывожу из кузни, и бывает, они расстроены. Есть люди, которые бесцеремонно достают сигарету, хотят прикурить. Такого в моей кузне не будет никогда. Это моя территория. Это моя зона. Я там хозяин, я там царь и кто угодно, там никто ничего не будет делать без моего позволения. Я таких людей  вывожу оттуда независимо от того, заденет их это или нет.  Если человек бесцеремонно себя ведет в моем доме, а это даже больше, чем мой дом, значит, у него нет культуры и здесь ему не место.

Магия ручной работы

Ко мне приходят люди и хотят купить или заказать  что-нибудь из того, что я делаю. Я несколько раз такой эксперимент ставил: клинки, которые я сам полностью "от и до" расковывал, варил, закаливал, вырабатывал вручную, я складывал вместе с теми, которые сделаны в заводских условиях, где ручная работа сведена к минимуму. Вот удивительно даже – лежат совершенно, казалось бы, одинаковые предметы, но люди выбирают те, что сделаны руками.

А для детей возможность прикоснуться к живой вещи, к циновке, к нитям, к тканям, к выделанной коже тем более важна.  Сейчас полно современных игр, телевизор, интернет, это все развращает, создает  ощущение,  как будто границ нет, но на самом деле границы есть. А границы таковы, что человеку, если увидеть или потрогать, почувствовать что-то живое, настоящее, то если в нем это чувство есть, оно раскроется, будет отклик…

Ко мне приходят толпами  и подростки, и взрослые люди 50-60 лет, и мои ровесники. Они приходят и стесняются, как дети, стоят, мнутся. Им хочется взять молоточек, постучать, что-то сделать руками. Детям вообще стараюсь не отказывать, потому что то,  что сейчас ты зернышки вот эти закладываешь, они прорастут и дадут свои плоды, и, я надеюсь, что будут в основном положительными.  

Мечты

Я вообще хочу делать тяпки, лопаты, надочажные цепи. Они лаконичны и связаны с мирной жизнью… А для меня мир – это главное…У меня 7 детей, надеюсь, 6 моих сыновей продолжат мое дело, тогда у них будет целая артель…  

Фото из архива Арсена Хашхожева.