Дайджест онлайн -дискуссии на КУ "Северный Кавказ: как отвечать на вызовы ИГ?"
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
29 августа на КУ состоялась онлайн –дискуссия на тему «Северный Кавказа: как отвечать на вызовы ИГ?»
Обсуждались вопросы:
ИГ на Северном Кавказе: масштабы присутствия, сети, способы вербовки.
Чем объясняется уход граждан РФ в ИГ?
Как будет развиваться влияние ИГ на Северном Кавказе в ближайшие месяцы: прогнозы и сценарии?
Что делать обществу в условиях, когда государство делает акцент только на силовом варианте решения проблемы?
В дискуссии участвовали:
Абакар Абакаров, адвокат, Махачкала (заочно)
Энвер Кисриев, с.н.с., к.филос.н., заведующий сектором сравнительной регионалистики Центра цивилизационных и региональных исследований, ИАфр РАН, Москва
Сулиета Кусова-Чухо, культуролог, генеральный директор Центра этнопроблематики в СМИ при СЖ РФ, Москва-Адыгея
Мухаммад Магомедов, общественный деятель, Махачкала
Наталья Кратова, к.и.н., и.о. директора КЧИГИ, Черкесск
Рамазан Раджабов, редактор отдела политики Дагестанского общественно-политического еженедельника "Новое дело", Махачкала
Роза Магомедова, адвокат, Москва.
Ирина Стародубровская, Институт Гайдара, руководитель направления, Москва
Варвара Пахоменко, аналитик Международной кризисной группы
Ахмет Ярлыкапов, с.н.с., к.и.н., МГИМО(У) МИД, Москва
Ярлыкапов, открывая дискуссию, дал информацию о количестве россиян в Сирии и ИГ – «с Северного Кавказа уехало по разным оценкам до 7 тысяч человек, поток не останавливается. Только чеченцев 3000 человек, многие из них уехали из Европы. Из самой Чечни выехало около 500 человек, более 100 погибли, 44 вернулись в Россию. Дагестанцев уехало более 2000 человек, еще столько же уехало в Турцию».
Ярлыкапов подчеркнул, что молодые люди от 16 до 28 лет выезжают в ИГ не только напрямую из регионов Северного Кавказа, но и из российского Севера, а также из крупных городов Юга России, средней полосы, Москвы и Санкт-Петербурга.
Ученый отметил, что «ИГ становится привлекательным для молодых мусульман с Северного Кавказа обещаниями социальной справедливости, которую она отчаялась добиться у себя на родине. Коррупция, клановость, отсутствие социальных лифтов и перспектив толкает молодежь к поискам путей выхода в исламистской идеологии, в утопических проектах введения шариата для решения всех проблем современного общества».
Ярлыкапов также рассказал на основании открытых источников то, что известно о сети вербовщиков ИГ на территории России. Сеть, как он отметил, становится все более и более разветвленной. Исключительную роль в вербовке играет Интернет - ролики, обращения, размещенные в Интернете, набирают рекордное число просмотров за короткий срок. «Часто молодежь использует для этого мобильный Интернет, применяя так называемые «одноразовые симки». Есть и реальные вербовщики, которые, общаясь с молодыми людьми «вживую», часто доводят агитацию из Интернета до финальной точки. «Они снабжают созревших молодых людей инструкциями, как проехать на территорию ИГ, с кем связываться, как проникать через границу и т.д». Ярлыкапов назвал одним из каналов вербовки родственные и дружеские связи. «Эта вербовочная сеть, сама по себе нарушающая безопасность страны, может рассматриваться как зародыш будущей террористической сети ИГ в России».
Ярлыкапов затронул вопрос изменения ландшафта террористического подполья после уничтожения в апреле 2015 г. руководителя ИК Кебекова и серии присяг командиров «Имарата Кавказ» главе ИГ аль-Багдади. «Из самостоятельной силы ИК она все более превращается в филиал ИГ. Все это результат изменения политики ИГ на Северном Кавказе: если ИГ прежде смотрел на ИК как на источник «пушечного мяса», то теперь он смотрит на ИК как на свой потенциальный филиал».
Ярлыкапов в тоже время указал на противоречия ИГ и аль-Каиды, которое дает ИГ преимущество и позволяет порой успешно вытеснять аль-Каиду: если аль-Каида критикует некий среднестатистический "Запада", то ИГ концентрируется на борьбе против локальных правительств, а "Запад" и ненависть к нему остается фоном.
Пахоменко добавила, что «ИГ, в отличие от Аль- К аиды предлагает позитивную повестку: не только критика Запада, сионистов и пр, но и создание некоторых институтов, социальная повестка - этакая попытка социальной утопии».
Почему уходят жить и воевать в ИГ?
Стародубровская отметила, что «сейчас ИГ - это еще один возможный вариант жизненного выбора, и люди сравнивают его с другими имеющимися вариантами».
Ярлыкапов выделил важный эсхатологический момент: «пропаганда ИГ говорит о скором конце света, и что последняя битва Добра и Зла, Мусульман и Неверных состоится именно на территории Сирии, около города Дабик. Молодые люди стремятся быть ближе к месту этой решающей битвы, чтобы принять в ней участие».
Пахоменко подчеркнула, что зачастую «жесткие действия силовых структур, преследования молящихся мусульман-салафитов, рейды по халяльным кафе и мечетям делают пропаганду радикальных идей еще проще. Некоторые даже предпочитают переселяться в охваченную войной Сирии, полагая, что там им жить будет спокойнее, чем на Кавказе».
Абакаров не согласился с тем, что деятельность вербовщиков на Северном Кавказе так уж сильна. «Тема неуловимых вербовщиков набила оскомину. Главным вербовщиком сегодня является безграмотная политика по отношению к мусульманам, которую по- своему претворяют силовики, это и подброс оружия, боеприпасов, наркотиков салафитам, пытки и даже убийства "эскадронами смерти". Свою роль играет и снос мечетей в городах России. Отличным вербовщиком является борьба с хиджабами, преследование активистов, загадочные убийства имамов мечетей - носителей Исламских знаний».
Магомедов сделал важное замечание о том, что уходят не только в ИГ, но и в другие группировки в Сирии, уходят не только люди, способные держать в руках оружие, но и их семьи, которые по большей части оседают либо в Ираке, либо в Турции. «Именно поэтому мы получаем то самое суммарное число в 7 000, которое нам преподносится, как количество воюющих на стороне ИГ из России».
Раджабов считает, что «неправильно все сводить к беспределу силовиков и социальной несправедливости. Многие из тех, кто уходил, не подвергались давлению, не были преследуемы. Нельзя сбрасывать со счетов исламский фактор. Коран и достоверные хадисы содержат прямой призыв жить в исламском государстве, где главным законом был бы шариат. В них говорится, что любой мало-мальски верующий мусульманин просто обязан хотеть жить в шариатском государстве».
Мнение Магомедова было созвучно позиции Раджабова – «уход людей в ИГ связан в первую очередь с тем, что ИГ представляется как исламский проект, альтернативный западному и всем остальным проектам. Человек, считающий себя Мусульманином, предрасположен к тому, чтобы подобно кораблю во время шторма, идущему на маяк, стремиться к исламскому проекту. Можно много спорить о соответствии или несоответствии этого проекта исламским нормам, но именно это является генеральным фактором, приводящим людей в движение. При этом нужно помнить и о притеснениях со стороны государства, и о плохой экономической системе, и о многих других пороках, которые выше уже перечисляли. Всё это вместе и даёт то бурное соцветие, которое мы и наблюдаем в Шаме».
По мнению Кусовой, вся система управления Кавказом и цивилизационное отчуждение Кавказа от России способствует оттоку молодых людей в ИГ. «Реальность такова: «вертикаль власти, как осиновый кол, пронзила национальное тело». Абсолютная невозможность обсуждать и решать реальные проблемы обычного человеческого бытия, социума, проблемы жизни, работы, справедливости, здоровья, люди оказались на грани выживания. Властью создана какая-то виртуальная реальность, а у Северного Кавказа свой протест: изолированный от легального политического поля, он радикализируется. Но осмелится ли власть включить умеренных салафитов в открытую политическую систему? Это очень многочисленный на Северном Кавказе сегмент, состоящий в том числе из интеллектуалов, социально состоявшихся людей».
Что будет в ближайшие месяцы?
Пахоменко считает, что «в ближайшее время не стоит ожидать массового возвращения боевиков ИГ и присоединения к подполью Северного Кавказа. В целом же, пока положение ИГ радикально не ухудшится или, напротив, долгосрочно стабилизируется, не стоит ожидать массового возвращения». Она также рассказала о качественном изменении подполья на СК. «Вероятно, что теперь подполье может действовать более радикальными методами, включая убийства мирных жителей, идеологических оппонентов, теракты, характерными для ИГ – то, от чего призывал отойти предыдущий лидер «Имарата Кавказ» Алиасхаб Кебеков». Пахоменко подчеркнула, что подполью СК начало поступать финансирование из ИГ. А ведь еще недавно российские власти заявляли, что 90% финансирования поступает из местных источников. Это может привести к тому, что интересы местного населения – а Алиасхаб Кебеков выступал против вымогательства денег у местного бизнеса, чтобы иметь больше поддержки у населения – будут игнорироваться еще больше».
Пахоменко отметила активизацию чеченского подполья и факт пребывания этнических чеченцев на ключевых должностях в рядах джихадистов Сирии и в руководстве ИГ.
Они также охарактеризовала некоторые аспекты той новой реальности, в которой СК теперь живет:
«За несколько лет в Сирии и Ираке уже оказалась такая критическая масса выходцев с Кавказа, что теперь происходящее на Ближнем Востоке стало уже актуальной повесткой дня для их родственников или знакомых. Большое значение имеет присоединение к ИГ ряда популярных проповедников-исламистов, которые прежде были достаточно умеренными, а теперь агитируют за ИГИЛ. Один за другим запускаются русскоязычные СМИ и сайты, выпускаются ролики. Для многих такой дрейф в сторону крайнего радикализма ИГ произошел параллельно с давлением силовиков и по сути невозможность оставаться в публичном поле. Оставшиеся салафитские лидеры, оппонирующие идеологии ИГИЛ, также сталкиваются с преследованиями».
Раджабов считает, что «несмотря на то, что ИГ рассматривает северовкавказское подполье как свой филиал, в регионе затишье продолжится. У кавказских боевиков сейчас слабая база, все те, кто должны были заполнить ряды боевиков, уже уехали в Сирию. Если только государство своими топорными действиями не загонит в лес очередную партию салафитов».
Магомедов отметил, что «ожидать, что ситуация с Мусульманами в России пойдёт вспять, будет наивно. Противостояние в любом случае будет иметь место. Вопрос лишь том, где будет это противостояние: в плоскости политических переговоров или военной плоскости».
Что делать государству и обществу, чтобы граждане России не уходили в ИГ?
- Поддерживать умеренных представителей нетрадиционного ислама, которые «сами мотивированы на борьбу с радикализмом и которые знают "исламский язык антирадикализма", язык, на котором говорят исламские пассионарии». Среди мусульман-фундаменталистов, салафитов, есть много тех, кто не поддерживает насильственные действия и высказывается против ИГИЛ. Их позиция важна для мусульман-фундаменталистов, важнее, чем позиции Духовных управлений, Им нужно не просто с религиозной точки зрения оппонировать ИГ, но говоря при этом с молодежью – в первую очередь с молодежью – на понятном языке, о насущных проблемах. Необходимо, чтобы родители чувствовали, что могут всегда обратиться к властям, имамам, учителям, а не бояться, что и их будут преследовать за детей, как в Чечне.
- Прекратить административное и силовое давление на мирные исламские сообщества,
- Отказаться от безоговорочной государственной поддержки так называемого традиционного ислама и приравнивания любых отклонений от этой традиционной модели к движению в сторону джихаддизма и терроризма.
- Наладить агрессивную и грамотную контрпропаганду ИГ и способствовать активному разрушению сети вербовщиков.
5. Восстановить деятельность Комиссий по адаптации действовавших в РД, КБР. Участники дискуссии подчеркнули, что эти комиссии могут действовать только в контексте другой, не чисто силовой политики. Здесь должен быть целый комплекс мер и не только в правовой плоскости: и помощь в трудоустройстве, при необходимости, и психологической реабилитации, и защита от последователей ИГ в регионе. "Проблему реабилитации необходимо обсуждать уже на федеральном уровне – уход в Сирию давно уже не только кавказская тема".
6. Религиозная политика власти в целом должна стать более открытой, а решение проблемы подполья и радикализации не должны сводиться к силовым методам.
7. Необходимы аналитические исследования мотивов тех, кто уехал и тех, кто вернулся.