В тени Варвары Карауловой
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
Тема несостоявшегося побега в ИГИЛ Варвары Карауловой не перестает раскручиваться СМИ, заодно продолжают тиражироваться уже укоренившиеся в обществе мифы, из которых мы не можем выбраться со времен 1990-хгг, - об имманентной агрессивности ислама и о хиджабе как маркере террористок.
Это тема распадается на несколько тем, которые подлежат тщательному анализу, – это радикализация русских мусульман и гендерный аспект радикальных исламских движений.
Проблематика радикальных русских мусульман уже давно известна, назову лишь такие имена, как Саид Бурятский, Павел Косолапов, Мария Погорелова и Виталий Раздобудько. И это превращается уже в тенденцию. Однако сама тема перехода русских в ислам не должна вызывать подобного ажиотажа – переход из одной веры в другую существует с тех самых пор, когда государства стали завоевывать друг друга, а люди стали открывать для себя новые земли через путешествия, образование и торговлю. Буддисты становятся мусульманами, католики – православными, а где-то появляется неоязычество. Таковы реалии современного мира.
Северный Кавказ в этом плане – регион динамичный, здесь идут не только процессы исламизации. Сегодня, если бы велась и стала открытой статистика перехода мусульман Северного Кавказа в Свидетели Иеговы, она, уверяю вас, была бы шокирующей.
Поэтому проблема не в том, что русские становятся мусульманами, проблема в том, что делает их радикалами.
Есть много примеров, когда русские ребята, приняв ислам, не становятся радикалами: они вливаются в умму, создают крепкие семьи, работают, занимаются наукой, некоторые стали публичными фигурами – почему об этих примерах в наших СМИ (за исключением специализированных СМИ, ориентированных на мусульман) ничего нет?
Что касается истории с Варварой Карауловой и публичного ажиотажа – ее нюансы еще предстоит проанализировать. По моему интуитивному ощущению, ни в какие ряды радикалов она вступать не собиралась, а скорее всего «убежала замуж». Мне кажется, что источником всего стала love story, закрутившаяся у неискушенной замкнутой отличницы с харизматичным мусульманином.
В тени этой раскрученной истории оказались другие, действительно трагичные. Сегодня уже десятки девушек из республик восточного Кавказа тайно убегают в Сирию или ИГИЛ на джихад. Сегодня появились сообщения о Фатиме Джамаловой, студентке Питерского Педиатрического университета, все же уехавшей в Сирию. Но по большому счету об этой проблеме никто не пишет, даже не называя имен и всех вовлеченных действующих лиц.
Конечно, свою роль играет закрытость кавказского общества: когда дело касается семьи и семейных проблем, такие случаи стараются не афишировать. Опасаясь, что в ограниченном пространстве, где все всегда все знают, будет слишком много пересудов и слишком много злорадства.
И спецслужбы, и общественные организации, особенно женские, не раз помогали возвращать девушек, уже находящихся в пути, в Турции или в какой-то европейской стране. Не так давно я разговаривала с женщиной из Чечни, которая сумела уговорить вернуться такую девушку, уже успевшую добраться до Франции.
И это – девушки отнюдь не из люмпенизированных слоев общества, которым радикальный джамаат дает материальную и психологическую поддержку, иллюзию востребованности.
Нет, это девушки из хороших семей, некоторые даже – дочери высокопоставленных региональных чиновников, отличницы, выпускницы престижных вузов, участницы различных студенческих проектов.
Что, кто и как их мотивирует, что приводит в ряды радикалов? Чего им не хватает в их сытой и спокойной жизни, где есть разнообразие возможностей (например, учиться в лучших вузах страны) и гарантированная защищенность семьей от всех проблем – от бытовых до финансовых? Почему радикальный проект оказывается для них предпочтительным?
Это – вопрос вопросов не только современной антиэкстремистской политики и практики на Северном Кавказе, это вопрос не отдельной семьи, это касается нас всех.