"Черкесские четверги" Козеты Бек. "Мою передачу едва не закрыли". Часть четвертая, заключительная

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Письмо советского посла в Иордании повлияло на решение ЦК КПСС, и руководству Арабской редакции Московского радио было дано указание начать вещание для черкесов диаспоры. Каждый четверг, в 21.00 регулярно я стала выходить в эфир, для меня это было большое счастье! Стоит сказать, что на советском радио была система дикторов, поэтому мой голос звучал только в начале передачи, когда я на черкесском языке приветствовала своих слушателей, а тексты, которые я готовила, читали дикторы. Это были коммунисты из арабских стран. И старики, и молодые люди писали мне искренние, очень трогательные письма, интересовались, прежде всего, своими родственниками в Адыгее, КБАССР, КЧ ААО.Мне писали из Турции, Израиля, Косово. 

Руководство Московского радио посылало меня в командировки, и я ездила в эти регионы, в аулы и села, искала родственников по фамилии. 

Меня спрашивали о том, как на родине можно было получить образование, о театрах на родном языке, об их репертуаре, о культуре, о писателях. Я записывала участников съездов партии из Адыгеи и Кабардино-Балкарии, а потом давала эти записи в эфир.  

Однажды мне пришло письмо из Израиля — писали, что в одном из черкесских аулов открыли клуб, открыли черкесскую школу, стали выпускать местную газету «Черкес». Они просили учебники адыгейского языка, и за счет средств, которое выделило радио, я приобрела 300 учебников и отправила в Израиль. И, хотя учебники были на кириллице, местные черкесские учителя быстро освоили методики обучения и сами стали преподавать черкесский язык по советским учебникам. Я часто посылала людям записи и пластинки с адыгскими песнями и музыкой, особенно любили песни Розы Шеожевой и Умара Тхабисимова.

Однажды черкесы Иордании мне прислали приглашение, но поехала не я, а Хачатур Григорян. Так вот, вернувшись, он восторженно рассказывал: «Иорданские черкесы приняли меня даже лучше, чем Косыгина!». А ведь пару лет назад он противился организации вещания на диаспору!

К сожалению, мои передачи подвергались цензуре — обычно из текстов вычеркивались эмоциональные описания природы, вообще мои личные эмоции тоже не приветствовались.

Однажды в 1967 г. несколько журналистов, в том числе замглавреда Игорь Александрович Шептунов, поехали в Сирию. Они гуляли по городу и забрели в охраняемую зону. Их задержал патруль, приняв за американских шпионов. И когда они сказали, что работают на радио, один из патрулировавших спросил: «А ты знаешь Козету Бек?». И когда Шептунов сказал, что она моя коллега, то их отпустили.

Однажды прямо ко мне на работу, на КПП пришел Самир Тхабисимов, он приехал из Турции, он хотел перевестись в МГИМО из международного института, в котором он учился. И тут мне устроили нагоняй за то, что я якобы приваживаю в редакцию иностранцев. Тем более, что незадолго до этого меня приходили навестить офицеры Сирийской армии, черкесы, учившиеся в Москве.  

Самира тогда мы убедили закончить тот вуз, в котором он уже учился в Турции, потом он вернулся в Адыгею и какое-то время преподавал в Адыгейском пединституте.

Очень часто я помогала черкесам из Турции или Иордании получить медицинскую помощь в лучших клиниках Москвы, а однажды даже была переводчицей во время операции в Институте Гельмгольца.

Когда я уходила в отпуск, в эфир пускали повторы моих передач. Но в какой-то момент один из начальников, Савин, вдруг решил не ставить записи. И, когда я вернулась из отпуска, уже была готова к тому, что передачу закроют. Но тот самый Хачатур Григорян сказал, что звонили из ЦК в связи со звонком посла СССР в Иордании, который передал вопрос премьер-министра Иордании. Премьер интересовался — куда исчезли передачи Козеты Бек? Конечно, после вопросов таких высокопоставленных особ передачу не закрыли!  

В нашей редакции, кроме всего прочего, переводили с арабского на русский пьесы. Среди них была пьеса «У подножия пирамид» о жизни беднейшего крестьянства в Египте, о том, какие возможности простые люди получили при Насере. Ставил эту пьесу для радио наш же сотрудник, режиссер Сваричевский. Так вот — его пригласили в Майкоп, и он работал с адыгейской труппой Областного драматического театра 2 месяца. Пьеса имела невиданный аншлаг. Но Сваричевский был поражен, в каких плохих условиях трудилась адыгейская труппа — тесные гримерки, убогое помещение для репетиций. Мы со Сваричевским ходили даже в Адыгейский обком партии, чтобы обратить внимание на условия артистов. И нам пообещали, что в новом строящемся здании театра артисты получат хорошие условия. И, надо сказать, обещание первый секретарь обкома сдержал... 

Я проработала на радио 12 лет. Это было удивительное время, удивительные люди, профессионалы высокого класса; на наших глазах советская держава обретала свою мощь, и в то же самое время появлялись первые признаки ее будущего краха.  

Мои «черкесские» четверги навсегда будут моим счастьем и моими лучшими воспоминаниями...