Миша и медведь

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Мой тбилисский приятель светился нетерпением. У него был припасен для меня анекдот. И про газовый кризис, и про кризис в Южной Осетии, и про революцию, хотя ни слова про все это в нем как раз не было. Не сказать, чтобы он был до колик смешным, но бывают анекдоты, которые берут не столько комизмом, сколько точностью попадания. Попадание было стопроцентным. «Все русские в Грузии сегодня записываются украинцами».

Смеются все. В русско-грузинских компаниях он имеет особый успех.

Прелюдия к тосту

Если образовавшаяся в грузинском газопроводе недельная пустота была и впрямь результатом заговора, то одним из главных ее соучастников была сама природа. Такие снега здесь выпадают намного реже, чем взрываются газопроводы. Чтобы все было хоть по какой-то справедливости, тем тбилисцам, которые живут по правую сторону Куры, оставили газ, тем, кто по левому, — электричество. В результате некоторой путаницы некоторые везунчики пользовались и тем и другим, но, как водится, больше было тех, кому ни того ни другого не досталось. Поэтому зрителями телепередач, в которых живописались драматические подробности поиска дров и керосина, оказались немногие. Но даже те, кто эфира был лишен вместе с теплом, с запоздалым воодушевлением опровергали репортажи о километровых очередях. «Были...» — настаивали оппоненты. «Пиар...» — смачно парировали скептики. Насчет пиара крыть нечем даже тем, кто в морозные дни лично проходил десятки километров в поисках того, что может гореть. «А что, собственно, пиарить?» — нерешительно вступал в полемику наконец и я. «Слушай, как это — что?!!»...

Бывали у грузин времена и похуже, и тепла не было подольше. С тех времен кое-где даже остались слаженные на скорую руку камины, они, может быть, несильно и греют, но шашлык в них получается без всякой мариновки. В общем, под шашлык и в холоде эта жизнь — почти анекдот, только потеплее укрыть детей, а хуже, чем было, уже точно не будет. Кто виноват? Никто. Стихийное бедствие. Кто виноват в том, что бывает зима?

Но все-таки холодно. Все-таки кто-то должен быть виноват. Просто так, не для злобы, а, так сказать, для душевного комфорта. Да что тут говорить — конечно, диверсия. Соседнее государство, которое не хочет уходить из Абхазии и Южной Осетии, по старой имперской памяти мстит народу, не желающему на коленях возвращаться в империю. Правильно сказал президент. А очереди были. «Не было. Пиар». — «Хорошо, пиар. Но ведь правда!»

Теперь нечем крыть скептикам, которые на самом деле никакие не скептики, и вообще спорить не о чем, спор — лишь прелюдия к тосту. Разумеется, за мир. Обычный грузинский тост. Система случайного кризиса

По телевизору тем временем кадры замерзающего Тбилиси сменяются гораздо более привычными картинками из Южной Осетии. Ни дня без приключения. То миротворческий «Урал» столкнется с местными «Жигулями». То хмельные офицеры будут перехвачены без грузинских виз на полпути из России в Цхинвали. То российские миротворцы не пропустят грузинских к месту дислокации, на что последние ответят блокадой Цхинвали. А нормальная дорога здесь всего одна, и грузинские села чередуются с осетинскими, как слои в вафлях, так что заблокировать здесь может кто-угодно кого-угодно и где-угодно.

При этом и грузины, и россияне в приватных разговорах, когда не надо доказывать свою преданность идее, спокойно говорят о том, что ни в маневрах «Урала», ни в безвизовых путешествиях ничего ярко выраженного политического нет. Все так было всегда. Собственно говоря, в этом заключался статус-кво, в правила которого входили и вылазки грузинских партизан, которые успешно совмещали их со взаимовыгодной коммерцией с сопредельной стороной что в Абхазии, что в Южной Осетии, и с тамошним бизнесом, и с самими миротворцами. В эти правила входил знаменитый Эргнетский рынок по дороге из Цхинвали в Гори, фактически и по обоюдному согласию превращавший всю Южную Осетию в офшорную зону, в чем и состоял залог выживания мятежной территории и вообще спокойствия. Словом, на то он и был статус-кво, чтобы устраивать всех, а мелкие происшествия, в том числе и дорожно-транспортные, если и оборачивались кризисами политического свойства, то лишь тогда, когда заранее был понятен график его окончания. Каждый раз очень кстати подступал какой-нибудь очередной саммит глав СНГ или в крайнем случае Шеварднадзе летел в Москву, и все стихало.

Так было до революции. И все совсем не так стало после нее. Нынешняя война нервов в Южной Осетии — продолжение того, что началось и так и не стихло полтора года назад. Внешне все казалось тем же случайным стечением обстоятельств. Тбилиси, вознамерившись биться с контрабандой, решил поставить таможенный пост, Цхинвали, для которого это было сродни вскрытию вен, оскорбился. Российские миротворцы, разумеется, приняли сторону Цхинвали. Губернатор Горийского района Михаил Карели немедленно запросил в Тбилиси войска, и в этой просьбе Ираклий Окруашвили, в те дни министр внутренних дел и один из ближайших соратников Саакашвили, отказать не мог.

Возможно, в своем министерском ранце Окруашвили и в самом деле таил маршальский жезл освободителя Южной Осетии, но даже если это и так, это было делом его личной доблести. То, как лихорадочно гасился кризис, говорило о том, что для обеих сторон он был совершенно неожиданным, ни в чьи планы — ни кремлевские, ни тбилисские — настоящая война не вверстывалась никак. Но когда наступила передышка, стало понятно: ничего случайного на сей раз не было, и дело тут не в таможенном посту и не в возможном честолюбии отдельных министров.

А когда кризис становится системным, уже никакое ДТП не может выглядеть случайным — даже если таковым оно и было на самом деле.

Потому что дело совсем не в Южной Осетии. И не в Абхазии. И, конечно, не в миротворцах.

Лицо России

Интерес, с которым мой старый друг-социолог поначалу отнесся к моему предложению, наполнил меня гордостью. «Если спросить грузин о том, что они думают про взрывы газопровода, кто выиграет? Те, кто разделит негодование Саакашвили по поводу российской злокозненности, или те, кто с ностальгией отметит, что вот раньше, в дни дружбы народов, такого бы не случилось?» Несколько лет назад вторая точка зрения если бы и проиграла, то несильно, с чем мой приятель согласился. Однако первичный блеск в его глазах тут же и погас. «Я тебе и так отвечу, не тратя денег на опрос. Сегодня о прошлом не вспомнит никто...»

...Абхазская война стала воспоминанием, солидарность с беженцами превратилась в утомительный долг, а в рейтинге проблем сама абхазская тема несколько лет назад ушла куда-то в середину второй десятки, уступив место бедам куда более насущным и осязаемым. Абхазия и Южная Осетия воспринимались как нечто неизбежное, как причуды климата, виновник которых настолько очевиден, что об этом уже бессмысленно и говорить, а раз бессмысленно, то, выходит, этот виновник уже и не так и виноват. Стихийное бедствие.

Примерно то же самое произошло и со взрывами на газопроводе. Одним дали свет, другим — газ, бывало и хуже: те, кто взорвал, так же невидимы и не опознаны, как те, кто когда-то бомбил Панкисское ущелье, все так же очевидно, и сделать с этим ничего нельзя. Стало быть, не о чем говорить. Так было до Саакашвили.

Теперь все по-другому. То есть грузинская бабушка в автобусе, услышав, как я говорю с водителем по-русски, под любым предлогом стимулировала общение со мной своего внука, смущенно объясняя: «Где ему еще по-русски говорить, а тут вы — такая удача!» И давний тезис «Есть Россия Путина, а есть Россия Пушкина» актуален и сегодня, но только акценты явно смещены. Раньше в нем сквозил исторический оптимизм, преломлявший идею в нечто вроде «Путины приходят и уходят, а Пушкин навсегда», и от этого раздвоения можно было легко спастись. Теперь уверенности насчет «уходят» значительно меньше, в связи с чем приходится определяться. Дружить в России есть с кем и всегда будет, но политическим лицом Москвы эти друзья, скорее всего, никогда не будут. Абхазия становится далеким прошлым, на эту тему уже можно шутить, моего хорошего друга, прошедшего войну, можно за дружеским столом наказать штрафным тостом за то, что он проиграл Абхазию, и он, шутливо отбиваясь, вдруг посерьезнеет. И уже окажется, что никаких претензий к абхазцам он не имеет, тем более что «их там почти не осталось — одни армяне», и из той войны ему вспомнится, как он оберегал абхазскую семью. «А с кем же ты тогда воевал?» — «Как с кем? С русскими...» Он женат на русской. Жена согласно кивает.

Свежий анекдот про войну

Успех революции зависит, вопреки указанию классика, не только от того, насколько она способна себя защитить, сколько от чудес, которые являет победитель. Покорение Аджарии стало для грузин чудом вполне евангельского масштаба, но такой успех кроме восторга порождал новые ожидания, ответить на которые можно было лишь аналогичным мероприятием в Абхазии. А то, что это невозможно, Саакашвили понимал прекрасно, что бы о нем ни говорили. Но на ожидания надо было отвечать. Саакашвили решился на игру, которая вполне соответствовала его темпераменту и опыту, накопленному в школе Шеварднадзе: дать согражданам понять, что для возвращения сбежавших территорий власть не пожалеет сил и ничего не испугается, — но при этом не допустить реальных осложнений. Бесшабашность отдельных губернаторов и министров летом 2004-го в эту канву ложились со всей органичностью.

В итоге Абхазия и Южная Осетия вновь вернулись в верхнюю часть горячей десятки грузинских проблем. Но новостные сообщения с мятежных территорий не заставляют домочадцев бросать все дела и бежать к телевизору. Ну да, министр по делам конфликтов назвал Россию фашистским государством. Зря, конечно, погорячился. Но посмотри на этого Алксниса, послушай Леонтьева — можно понять человека... Телевизор выключается, Леонтьев забыт, Хаиндрава завтра поедет в Москву решать эту глобальную проблему, которая здесь уже снова забыта и вспомнится только при следующем включении телевизора, а новости здесь смотрят непременно. Вдруг что про Иран скажут. Или про что-нибудь новое в теплоснабжении.

Перепалка Москвы и Тбилиси воспринимается с единственной возможной адекватностью, то есть как абсурдистская комедия. Последний анекдот: мэр Тбилиси отключил российскому посольству свет. Действительно, смешно. И без злобы: а ваши балбесы лучше?..

Рейтинг на двоих

Собственно говоря, история успеха грузинского президента не дает особенных оснований подозревать его в наличии глубоко продуманной стратегии. Но явочным порядком Саакашвили нашел главный мотив своих действий, ключ к тому, что можно считать политической логикой. Интерес к возвращению утраченных окраин пробудился. Саакашвили делает все, что может. Но не получается. Потому что на пути к этому успеху стоят те же, кто взрывает газопровод и ЛЭП, обрекая Грузию на холод и тьму. Этот сигнал он посылает согражданам, и это тоже соблазнительно счесть банальным способом найти виноватого для вымещения на нем социальной злобы. Злобы нет.

Есть та самая логика, пусть и вычисляемая задним числом, пусть эти вычисления так затруднительны в отношении Саакашвили. Про особенности его нрава Грузия полнится слухами, которые подтверждают и те, кто эти особенности испытывал на себе. Да, Саакашвили не церемонится в выражениях, а в гневе он и вовсе, говорят, неудержим и может чем-нибудь и запустить. Он может легко отменить встречу даже с парламентариями из Германии, он может легко в пути поменять маршрут полета, какие бы дела ни ждали его в месте приземления. «Наш Миша — сумасшедший», — с разной степенью разочарования, порой со снисходительной улыбкой уверяет изрядная часть сограждан, особенно в интеллигентском городе Тбилиси.

Рейтинг падает, но не обрушивается, как этого можно было бы ожидать при таком способе разочарования. Он опускается естественно и органично, как и должен после революции приходить в норму рейтинг победителя. Это же и на самом деле не совсем нормально, если он годами будет держаться на уровне 80 революционных процентов. Сегодня, по разным оценкам, он колеблется между 30 и 40 процентами. Не оставляя никаких поводов для иллюзий даже тем, кто в пределах статистической погрешности оспаривает вторую строчку. Иногда, в дни газовых волнений, даже слегка приподнимается. «Как у вашего Путина — чем хуже, тем лучше», — не без сарказма и со знакомой обреченностью отмечают либерально настроенные друзья.

Схожести на самом деле немало. Отличий меньше. Отличия, как всегда, интереснее.

Цена порядка

В Тбилиси — строительный бум. То есть, конечно, было бы некоторым преувеличением сказать, что вся столица покрылась строительными лесами. Пока нет. Но невыразимого салатового цвета элитные многоэтажки уже едва не вылезают своими фундаментами на проспект Руставели, явно оторопевший от такой нежданной модернизации, не говоря уж об окраинных стройплощадках, которые начинают теснить заброшенные пустыри. Да и вообще Тбилиси, все последние годы производивший впечатление некогда успешного и галантного, а нынче безнадежно опустившегося и обнищавшего повесы, вдруг наполнился незримыми токами города, в котором появились деньги и который до конца в это еще не верит. Унылые времена, в которые за десять долларов в приличном тбилисском ресторане можно было накрыть себе самобранку из любых радостей грузинской кухни, в прошлом. Все за пару лет подорожало примерно втрое, начиная с такси и заканчивая кварталами для золотой тбилисской молодежи. Они, кстати, тоже поменяли дислокацию. Из тихих переулков рядом с проспектом Руставели они перекочевали в старый город, дождавшийся фешенебельной жизни после многолетней реставрации к визиту Буша.

Словом, любой непредвзятый гость должен увидеть несомненный прогресс. Предвзятый гость не унимается и идет к экономистам узнавать подробности. Подробности приводят его к подозрению, что Грузия каким-то чудесным образом приобщилась либо к ОПЕК, либо к азиатским драконам. Здесь кое-что тоже выросло на треть. Например, бюджет, достигший полутора миллиардов долларов. ВВП на душу населения превышает тысячу долларов. Каха Бендукидзе донимает грузинских парламентариев идеями по ограничению роста бюджета, и те, не привыкшие к подобным проблемам, с ответом не находятся. Зато все в порядке у Национального банка, который накопил в своих закромах нечто вроде стабилизационного фонда в полмиллиарда долларов. Еще четверть миллиарда — на счетах казначейства. Председатель Нацбанка, несгибаемый либерал Роман Гоциридзе на мой вопрос о возможности госинвестиций едва ли не обижается — как я мог его в таком заподозрить. «И что же с этим богатством делать?» Гоциридзе мрачнеет. «Бюджет — не самоцель», — безо всякого удовольствия констатирует он.

Он, кажется, как профессионал прекрасно осведомлен о лукавости цифр. Доходы таможни выросли в восемь раз. Рост собираемости налогов исчислению не поддается — на тот ноль, который в этой графе наблюдался до революции, что-либо умножать нельзя по правилам арифметики. Мировой банк чрезвычайно доволен — он давно требовал от Грузии наведения такого порядка. Доволен президент — у него такая должность, чтобы верить сухой и бесстрастной отчетности. Больше довольных не наблюдается, потому что 90 процентов этого экономического чуда состоит исключительно из успехов налогового администрирования. «Что делать с такими доходами, если они никакого отношения к рыночным механизмам не имеют?», — спрашиваю у Гоциридзе. Председатель Нацбанка, можно сказать лицо рекламной кампании финансовой системы государства, мрачнеет еще сильнее. Но это лицо, пожалуй, еще можно назвать просветленным — если сравнивать его с лицами на тбилисском базаре. Базар отчаянно жестикулирует — большей частью натруженными от таскания огромных тюков женскими руками.

Главная грузинская таможня — в аджарском Сарпи. Когда-то во времена Абашидзе аджарская власть в виде взяточных поступлений получала здесь столько, что могла потешаться над доходами бюджета всей страны. Теперь за таможенниками жесточайшим образом со своих портретов следит сам Саакашвили. Власть скупо признает, что факты коррупции на таможне имеют место, что подтверждают отдельные бизнесмены. Как не без некоего удовлетворения заметил один из них, система поменялась принципиально: если раньше надо было заслужить право брать взятки, то теперь надо войти в узкий круг тех, кому позволено их давать. Но в результате совокупный эффект оказался впечатляющим: таможня стала одним из главных поставщиков доходов в бюджет.

Однако поток челноков через Сарпи несколько снизился — Турция, которая была интересна крупным оптовикам, в условиях повышенной таможенной дисциплины стала многим из них не по карману. Успешные вчера челноки вынуждены были перейти на мелкооптовые операции, которые здесь традиционно развиваются на азербайджанском направлении. Но здесь тоже своя таможня, и базар в гневе: на этом участке границы вообще перестали брать. В общем, первым следствием наведения порядка стал рост цен на базаре.

Прайм-тайм для бизнеса

Недовольство базарного люда по-своему разделяет и серьезный бизнес. Он, впрочем, предпочитает о своих претензиях к власти особенно не распространяться. Во-первых, боязно. Во- вторых, бизнес прекрасно понимает, что жертвой переходного периода стал и по вполне объективным и тоже поучительным причинам.

Как признают даже те, кто не любит Саакашвили, есть вещи, которые президент понимает без специальной подготовки. Скажем, так же, как он осознает самоубийственность войны за Абхазию, он понимает опасность бизнес-передела. Послереволюционный соблазн у многих его сподвижников имелся, однако Саакашвили вместе с живым тогда Зурабом Жванией нашли в себе силы на подобные ожидания ответить самым непреклонным отказом. Самые безжалостные оппозиционеры, ищущие повод сравнить своего президента с российским, вынуждены признавать, что грузинского ЮКОСа все-таки не случилось, и пока такого риска не видно. Более того, зять Эдуарда Шеварднадзе Георгий Джохтаберидзе, томившийся в узилище до тех пор, пока его супруга не откупилась от власти суммой, изрядно превышавшей ту, которую эта власть могла доказательно ему вменить, получил недавно свой пакет в сотовом операторе Magticom почти в первоначальном объеме. Что, как признает грузинский бизнес, было очень хорошим сигналом.

Однако технология извлечения из подозрительных бизнесменов бюджетных доходов, так знаменательно отработанная на том же Джохтаберидзе, остается прежней, пусть и не столь афишируемой. Серьезный бизнесмен, предпочитающий сохранить в тайне свои договоренности с властью на тему своей возвращенной свободы, рассказывал о своих недолгих тюремных буднях: «Как в былые времена, прошел по проспекту — одни знакомые...» Эти знакомые, впрочем, тоже, кажется, удовлетворены достигнутым компромиссом — бизнес после соответстующей расплаты здесь отнимать не принято. Если, конечно, договорившийся не затаит обиды. Налоговая реформа, проведенная новой властью, считается достаточно либеральной, но, как выясняется, реформа не спасает, и в запале наведения порядка карающая рука неподкупного налоговика непременно настигает любого. Тем более что ни реформа, ни налоговые администраторы не слишком стимулируют бизнес к выходу на свет. Во-первых, по-прежнему остается возможность даже в серьезном бизнесе работать неформально, спрятавшись на каком-нибудь складе давно замершего завода и торгуя из рук в руки. А во-вторых, грузинский опыт подтверждает гипотезу российских шутников, уверяющих, что стоит в России отменить взятки, и остановится даже то, что сегодня движется. Чиновник, у которого отнимают его святое право, не способен совершить самое незначительное действие даже не от обиды, а от простого неумения.

При этом Каха Бендукидзе, уверяя в своем интервью, что в Грузии попытка начать свое дело наверняка окажется более успешной, чем в России, не лукавил. Демонополизированы даже поставки бензина — бизнес, о котором во времена Шеварднадзе нечего было даже и думать. Можно заняться чем угодно, даже поучаствовать в строительном буме, благо эта спираль только начинает раскручиваться. Можно получить и кредит в банке — максимум под 16 процентов. Другое дело, что без стартового капитала, то есть без серьезных гарантий никакой банк не даст ни лари, в связи с чем на арене те же игроки, кто нашел себя раньше, во времена Шеварднадзе. Или сегодня — во власти. Отсюда, кстати, и корни строительного бума. Строительство — один из немногих способов вложения денег, который дает и быструю отдачу, и надежность отмывания. Ведь победа над коррупцией и даже отказ власти от прямого крышевания бизнеса вовсе не означает понимания бизнесом того факта, что от конкретных ее представителей легче откупиться, чем наживать себе неприятности. Всем памятно, как люди в масках ворвались в кафе в самом центре столицы — в двухстах метрах от свежепостроенной для иностранных инвесторов гостиницы, и, уложив без разбору на пол, торжественно вскрыли кассовый аппарат. И продемонстрировали этот показательный опыт по телевизору. В самый прайм-тайм.

Операция «Бункер»

Среди многочисленных страстей президента принято отмечать его неодолимую тягу ко всему военизированному. То есть внезапная проверка боеготовности, устроенная президентом в одной из воинских частей с последующей совместной гимнастикой, тоже было сочтена пиаром, но Саакашвили получал явное удовольствие не только от обилия телекамер. Никто не знает, зачем Грузии мощная армия, но укрепление боеспособности страны — одна из главных тем президентства Саакашвили. И если в экономический блок

Саакашвили командирует тех, без кого ему просто не обойтись, то силовые позиции он доверяет исключительно близким друзьям. Как тому же Ираклию Окруашвили. Или министру внутренних дел Вано Мерабишвили, с которым его связывает студенческая юность. Возможно, поэтому среди всех прочих прелестей налогового администрирования бизнесу предлагается еще и делать взносы в фонды развития органов внутренних дел. Разумеется, добровольно.

Если режим Шеварднадзе шутники называли семейной демократией, то модель Саакашвили в этой терминологии следует считать примером демократии дружеской. Он, скажем, не национализирует телеканалы — этого не требуется. Сделавший во многом революцию знаменитый «Рустави-2» сегодня транслирует реальность в куда более верноподданических интонациях, чем даже государственное грузинское телевидение. Редакторы крупнейших газет тысячу раз подумают, прежде чем напечатают что-нибудь рискованное. И дело не в давлении, хотя известны случаи, когда готовые напечатать про отдельных силовиков неприятный для них эксклюзив журналисты предпочитали обещанным неприятностям взаимовыгодные договоренности. Дело в том, что редакторы не рискуют, как не слишком рискует финансировать оппозицию серьезный бизнес.

Саакашвили не закрывает газет, которые ему не нравятся. Он просто запрещает членам своей команды их читать. «Кому они в таком случае будут нужны?» — говорят, жизнерадостно заметил при этом он.

И говорят, он не скрывает, как ему на самом деле нравится путинская модель. Саакашвили своим революционным успехом распорядился по полной программе, тем более что ему никто не мешал. Это в Украине оставались донбасская Вандея и коалиция победителей была сложена из политиков примерно равной силы и только для триумфа, но никак не для совместной властной идиллии. Саакашвили, принявший на себя роль главного харизматика, легко превратил своих союзников в неамбициозных сателлитов, Вандею в Батуми мгновенно задушил, а дальнейшей зачистки политическое поле и не требовало. На нем оставались несколько партий, не принявших революцию лишь по той причине, что за ненадобностью не были на нее приглашены, и потому от дальнейших раздач отстраненных. Отдельные раскольники из Единого национального движения, партии Саакашвили, силы не обрели, потому что нужно было совсем уж безнадежно рассориться с победителями, чтобы оставить власть со всеми грядущими соблазнами. Кроме консерваторов Кобы Давиташвили, некогда стоявшего рядом с президентом пламенного революционера, на этом небосклоне никто не запоминается. Да и сам Коба, похоже, испытывает явный дефицит с оппозиционными идеями и вынужден, обрисовывая свою платформу, объяснять ее так: мы, конечно, правые, но одновременно пытаемся теснить лейбористов, которые, к слову, после тихой кончины коммунистов, взяли на себя роль единственных левых. И еще есть республиканцы, компания интеллигентных и либеральных людей, с которыми очень интересно обсуждать текущий политический момент, но представить их борющимися за власть можно с тем же успехом, что и их российских единомышленников.

И все. Некоторые из тех, кто видит в режиме Саакашвили слишком много российских аллюзий, делают уже смелые прогнозы: эта власть без крови не уйдет. И, дескать, пора готовиться к римейку 92-го года и новому триллеру про бункер, из которого выкуривали Гамсахурдиа. Это в том случае, если эта власть расколется. Если же нет, то все пойдет по известному сценарию с мучительным выбором между операцией «Преемник» и соответствующим изменением конституции. Такой вот погребальный звон по революции, так звонко расшатавшей два года назад ржавые каркасы Содружества...

Сценарий не просто печальный — он при всей своей брутальности с творческой точки зрения совершенно неинтересный. Скептики исходят из запрограммированного и известного развития событий как в Грузии, так и за ее пределами. Между тем в нынешней грузинской модели имеется один совершенно новый и потому неисследованный нюанс.

Три бутылки за НАТО

Грузия располагает к азартным играм, и я трижды соглашался на запальчивое пари. Ничего не оставалось. Стоило мне высказать сомнение в том, что Грузия вступит к 2008 году в НАТО, я видел очередную широкую ладонь и заинтригованные грядущим состязанием лица наблюдателей. «Спорим?..»

Я честно признавался, что трех бутылок коньяка на такое дело не жалко, после чего мне примирительно объясняли, что у Запада просто нет другого выхода. Только принять Грузию в НАТО, а потом и в Евросоюз. Причем одну, без всякой синхронизации с соседями — Азербайджаном и Арменией. «Ай, слушай, кто они такие, что они сделали, а у нас уже программа индивидуального партнерства работает. И ты же слышал, как Меркель сказала: «Грузии не надо ждать, для нее можно сделать исключение...» За НАТО Саакашвили теперь готовы простить все даже его недруги. И это тоже можно было счесть очередной пиаровской находкой. Если бы все не было намного увлекательнее.

...Сам характер грузинской революции обуславливался в том числе и национальным проектом, в соответствии с которым в планы новой грузинской власти уже не входила традиция деления власти с Москвой. Западная ставка была искренней и при этом прагматичной, Запад революцию поддержал, и никакой необходимости балансировать на манер Шеварднадзе Саакашвили не испытывал с самого начала, каким бы улыбчивым он ни смотрелся на встречах с Путиным.

А потом, когда подозрения в готовности заимствовать кремлевский стиль стали крепнуть, и появилась принципиальная находка: даже если бы мы этого и хотели, наш западный выбор — надежная гарантия от любых авторитарных склонностей.

Были в истории постсоветского пространства сюжеты про то, как, сбежав из империи на Запад, некоторые умудрялись совершить вполне исторический прорыв, в том числе и к приличным правилам игры. Более известны случаи про то, как, не научившись по этим правилам играть, беглецы возвращались.

 Нам так не хватало в этой статистике полутонов. Грузия решилась стать в этом большом эксперименте первой, кто пытается совместить идеалы безоглядного бегства с очень родным для нас жанром власти.

Техника симбиоза

Играть роль адвоката Саакашвили в Грузии на самом деле совершенно нетрудно. Даже самые последовательные оппоненты президента отнюдь не уверены, что все так уж необратимо. Наоборот, есть даже некоторое подозрение, что Саакашвили на самом деле вовсе не так уж держится за власть и свое президентство рассматривает лишь как плацдарм к дальнейшему самоутверждению покруче — вплоть до генсека ООН или хотя бы в ЮНЕСКО. Какой уж тут бункер?

Да и при всех нюансах характера мало кто отказывает ему в политическом чутье. Ведь не начал же он войну в Абхазии?

Не начал. Но люди, знающие президента достаточно близко, в этом месте оговариваются: да, он, конечно, и сам понимает все риски. Но что при его импульсивности могло статься с этим пониманием, если бы ему кое-что не объяснили на Западе? И полушепотом эти люди добавляют: Буш ведь сюда не только танцевать приезжал — он ведь еще и настоятельно рекомендовал Саакашвили не слишком увлекаться в полемике с Москвой.

Впрочем, особенных увещеваний, видимо, и не требовалось. Сколь бы ни был интересен

Саакашвили психоаналитику, он прекрасно понимает объективные особенности места и времени. Грузия — даже не Азербайджан, которому Запад и в самом деле может довольно многое простить. Пространство внутриполитического маневра Саакашвили, конечно, в себя вмещает многое. Стандарты того же НАТО требуют, между прочим, и нормальной судебной системы, которой в Грузии нет и в прообразе. Причем здесь тоже кое-что принципиально изменилось: если при Шеварднадзе эти суды не столько брали, сколько исходили из высочайшей воли, то теперь все наоборот, что некоторые склонны считать некоторой демократизацией. И наученный горьким постсоветским опытом Запад немедленно справедливого суда от Грузии не требует. Макроэкономические показатели у Грузии блестящи, и для того же Запада это куда важнее, чем бессмысленность инвестиций в какую-нибудь сельхозпереработку или фонды поддержки органов внутренних дел. Грузия раз за разом отвергает предложения Венецианской комиссии по реформе местного самоуправления, но эту болезнь на фоне происходящего по соседству Запад тоже легко соглашается считать детской.

И вообще отношение к Грузии немного напоминает ту доброжелательность, с которой до своего разочарования относился Запад к России. Грузия, конечно, по сравнению с Россией и даже Азербайджаном во всех отношениях почти медвежий угол, но если от рук отобьется она, риски могут превзойти все ожидания. А вдруг потерявшая все стимулы и ориентиры Грузия все-таки двинется в Абхазию и Южную Осетию? И это сегодня, когда так мучительно выруливает к призрачной развязке косовская история. Конечно, Грузия — безнадежная геостратегическая провинция, особенно по сравнению с Ираном, но именно на фоне Ирана не хватало еще нескольких пожаров по соседству.

Несколько интересных сюжетов подарила и концепция энергетического лидерства России. Своего осведомленного знакомого я спрашивал со всей прямотой: а почему в самом деле вы не хотите продать России газопровод? Бендукидзе ведь прав: дело не в том, чья труба, а в том, кто на раздаче. Прав, согласился знакомый. «Но наши друзья очень просят не продавать...» И он взял листок бумаги. На листке появились две линии. «Это газопровод. Да, он состоит из двух ниток. Это Армения. Это Иран. Зачем газопровод России? Для снабжения газом Армении его покупать совершенно незачем. И для этого ему достаточно одной нитки. А вот вторая нужна для того, чтобы в реверсном направлении вытягивать к себе газ из Ирана».

Эту версию никто не опровергает. Зачем американцам двойная неудача: прорыв газовой блокады Ирана при возможной монополизации Россией иранского газа — как это уже случилось в Туркмении, с известными всем последствиями?

В общем, газопровод Грузия, похоже, не продаст. Из этого, конечно, не следует проигрыш моих трех бутылок: принимать Грузию в НАТО при всем том, чем она сегодня и завтра сможет похвастаться, конечно, чересчур. Другое дело, потрафить Саакашвили такой программой индивидуального партнерства, после которой вроде бы по традиции следует приглашение. С приглашением всегда можно и повременить.

Одним словом, симбиоз.

Рука Москвы

Наиболее взвешенные оппоненты

Саакашвили хорошо понимают и тонкость заданной ему игры, и способность эту игру довольно долго играть. И то, что по правилам этой игры Саакашвили должен передать власть по всем принятым приличиям. Или хотя бы не слишком эти каноны нарушая. Изменение конституции? Вряд ли. Операция «Преемник»? Что ж, все зависит от выбора преемника. И от того, каким к этому времени будет выглядеть симбиоз.

И от того, насколько успеет закостенеть та нынешняя элита, которая в отличие от Саакашвили никакими обязательствами и симбиозами не связана. Слово «бункер» из грузинского политического лексикона не исчезает.

Понимает все сложности Саакашвили и оппозиция воинствующая. Если прошлой осенью вопрос о выводе миротворцев был поставлен в парламенте президентским большинством и им же и контролировался, то сегодншний накал страстей — дело рук оппозиции. Ее игра беспроигрышная. Расторжение Дагомысских соглашений 92-го — дело не парламента, а Путина и

Саакашвили. И при всей кажущейся формальности такого расторжения, Саакашвили на это не пойдет. Просто потому, что потом, после того как в Цхинвали полыхнет, миру будет совершенно неинтересно разбираться в патриотических настроениях российских генералов, не собирающихся уходить, — винить он будет Грузию, которая своим шагом спровоцировала какие-нибудь очередные неопознанные силы. О чем самым недвусмысленным образом мир Саакашвили и предупредил. «Вы на самом деле верите, что вывод миротворцев возможен?» — спросил я у Кобы Давиташвили, и он загадочно улыбнулся, предоставляя мне догадаться о его мотивах самостоятельно. Это последнее удовольствие, которое осталось оппозиции: наблюдать, как Саакашвили будет спускать оппозиционную страсть на тормозах.

Симбиоз приносит свои первые плоды.

А там, где был не в силах помочь Запад, неожиданную руку поддержки протянула Россия.

...Определившись в западном направлении, Саакашвили немного рисковал. «Зачем нам дядя Сэм? — не без раздражения несколько лет назад спрашивали меня грузинские селяне, и отнюдь не из желания потрафить российскому гостю. — Сколько лет мы вместе в одной армии служили, чем плохо?»

Западный выбор провозглашался в одной из самых консервативных стран постсоветья. Вестернизированная элита не выглядела органичной даже в Тбилиси, не говоря уж о провинции. И ничего не могло эту консервативность переломить: ни бомбардировки Панкисского ущелья, ни память об утерянной Абхазии. А теперь, после укрепившегося подозрения в том, что в российской традиции есть категории столь же непреходящие, как Пушкин, в НАТО хотят даже те, кто еще вчера тосковал о былом братстве по оружию. Америка — не самая популярная страна среди грузин, может быть, в этом рейтинге она по-прежнему уступает России, и даже Роман Гоциридзе, хранитель западного выбора, признается: после заграничного университета обязательно сына отправлю доучиваться в Россию, которую все равно надо знать. Но ни в первой десятке, ни даже в двадцатке нет больше в Грузии политика, хотя бы отдаленно напоминающего старинный типаж, который в Москве сочли бы пророссийским. На вторую строчку рейтинга вышла Саломе Зурабишвили, в рамках западного пиар- проекта приглашенная некогда Саакашвили из французского МИДа в МИД грузинский. И за непонимание этой роли им же оттуда изгнанная. Она говорит по-грузински с акцентом, она считает, что у Грузии есть хорошие демократические перспективы по той причине, что положение женщины здесь всегда было достойным, и она уверена, что даже крестьянин из Хевсуретии непременно заинтересуется ее программой микрокредитов. Она все равно нравится. За то, что пыталась научить грузинский МИД работать по-французски, пусть и безуспешно, за то, в конце концов, что она по одной родительской линии наследует Чавчавадзе, а по другой — Дашковой. Нравится. Проект Саакашвили сработал.

...А для моего приятеля-социолога у меня созрел еще один провокационный вопрос. «Ты спроси: готовы ли вы ради НАТО отказаться от Абхазии?» Глаза приятеля несколько заблестели. «Хороший вопрос. Жалко, его очень трудно пока задать. И пока очень трудно ответить...»

Вадим Дубнов

Опубликовано 5 марта 2006 года