Абхазия и Южная Осетия: грузинские или российские?

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Президент непризнанной республики Южная Осетия Эдуард Кокойты обратился в Конституционный суд в городе Москве с тем, чтобы вышеозначенный суд решил: входит Южная Осетия в состав России или не входит?

Идея г-на Кокойты весьма остроумная: творчески ее развивая, г-н Ющенко может потребовать восстановления киевского суверенитета над Великим княжеством Московским, а Сильвио Берлускони – восстановления римского суверенитета над Галлией, Иберией, Африкой, Египтом и Азией. Насколько мне известно, международных договоров, фиксирующих факт выхода этих провинций из состава Римской империи, не существует. Более того, есть ощущение, что если г-н Берлускони подаст свой запрос в российский суд, неважно, Конституционный или Басманный, то у него хорошие шансы.

Цель России ясна: после десятилетия колебаний, полумер и небрежения Россия выдает гражданам Абхазии и Северной Осетии российские паспорта, платит им российские пенсии и, пожалуй, всерьез рассчитывает на то, что ей удастся насолить ненавистному Саакашвили, включив эти республики в состав России.

Каковы шансы России (теряющей контроль над Северным Кавказом) — присоединить к себе кусочки по ту сторону хребта?

Каковы шансы Грузии вернуть себе эти кусочки?

Есть два основополагающих принципа международного права: право государства на неизменность границ и право нации на самоопределение. Последнее право обыкновенно доказывается оружием.
Когда метрополия посылает в регион танки, она теряет моральное право владеть регионом; когда эти танки сжигают, она теряет это право де-факто. В этом смысле ситуация в Абхазии и в Чечне отличается только тем, что Россия потеряла Чечню морально, а Грузия Абхазию — еще и физически.

Грузия утратила права на Абхазию: утратила тогда, когда танки Китовани вошли в Сухуми — и их встретили абхазы, кто с ружьем, а кто и с сечкой для рубки мяса.

К тому же Грузия послала завоевывать Абхазию очень странную армию. Когда армию возглавляют воры в законе и она наполовину состоит из людей, только что выпущенных из тюрьмы, — армия получается... своеобразной. У этой армии не было полевых кухонь, а на признание «у нас нет еды», Китовани замечал: «Но у вас есть автоматы». Сам Китовани приехал в Абхазию со списком цеховиков, подлежащих потрошению, а когда эта армия отступала, она частенько прихватывала в вертолеты пианино, оставляя раненых, хотя знала, что абхазы делают с ранеными.

Такую армию легче победить (даже с сечками), но такая армия оставляет по себе дурную память. И при слове «грузин» глаза каждого абхаза загораются тем же светом, что и глаза чеченского мальчика, отвечающего в лагере беженцев на вопрос о том, что он будет делать, когда вырастет: «Я буду резать русских».

И вы можете сколько угодно говорить о международном праве. Напоминать, что с грузинами в Абхазии обошлись хуже, чем с русскими в Чечне. Что этих грузин до начала конфликта было больше, чем абхазов: и не только насильственно посаженных чиновников, но и исконных обитателей мингрельских сел. Что абхазы отплатили за головорезов Китовани, не соблюдая никаких пропорций - и вовсе не тем, кто их резал.

Вернуть грузин в Абхазию — все равно что вернуть русских в Чечню. Вернуть Абхазию Грузии — все равно что вернуть Хорватию Сербии. Нереально.

Другое дело, что в состав России Абхазия тоже никогда не войдет: по крайней мере, при существующей политической конфигурации. Независимость, оплаченная трупами и родных, и врагов — это очень хорошее средство для повышения политической сознательности населения. «Ты понимаешь, Юля, – как-то запросто объяснил мне один абхаз, поменявший на той войне обе ноги на звезду Героя Абхазии, – мы все политически сознательные. Каждый абхаз разбирается в политике не хуже меня».

В Абхазии очень хорошо помнят, что в этой войне Россия сначала поддерживала Грузию. Именно благодаря России Грузия в начале войны имела танки и БМП, а Абхазия — 70 штук автоматов. И только когда в Грузию прилетел глава объединенного комитета начальников штабов США этнический грузин Джон Шаликашвили, Россия решила поддержать Абхазию. Да, тогда в Абхазию хлынуло русское оружие и русские советники. Но к этому времени перелом в войне уже наступил. И еще одна маленькая деталь: Сухуми взяли только тогда, когда не поставили в известность о готовящемся наступлении русских советников. А пока ставили — не получалось что-то. Так бывает, когда твои советники заинтересованы не в твоей победе, а в продолжении войны.

А потом была блокада Абхазии – несколько лет, с начала чеченской войны. А потом были выборы, на которых Россия сказала: «Должен победить Хаджимба», – и отправила в Сухуми в День независимости Кобзона и Газманова. Один спел «Тбилисобу», другой поздоровался: «Здрасьте, дорогие аджарцы». Победа Багапша была голосованием против России. Напоминанием значения слова «демократия». И тем людям, которые даже после этой победы пытались навязать своим соотечественникам волю России, пришлось уехать из республики.

Потому что Кавказ — это Кавказ. Там любой поступок взлетает мухой и приземляется слоном. Там не забывают: ни взаимной резни – грузинам, ни предательства – русским.

В Южной Осетии ситуация другая.

Да, Владислав Ардзинба к концу президентства оброс кумами и благами. Да, женщины с тюками мандаринов в бесконечной очереди на пограничном переходе руганью провожали новенькие «мерсы», проезжающие через пост вне очереди. Но Ардзинба все-таки оставался символом свободы Абхазии.

А Эдуард Кокойты?

Маленький пример: день рождения генерала Казанцева. (Да-да, того самого, который сейчас делит с женой честно нажитое на нелегком посту полпреда.) К генералу, поддерживаемому в вертикальном положении двумя дюжими адъютантами, подходят президенты и губернаторы и здороваются за руку. Подходит Кокойты — и целует ему ручку.

В Южной Осетии осталось двадцать тысяч населения — все остальные сбежали в Северную. Кроме Кокойты, все другие хозяева Осетии — русские полковники. Основной смысл их деятельности долгое время был — стоять при тоннеле, из которого в сторону Грузии идет паленая нефть от чеченских боевиков, а в сторону России — паленый же спирт.

Теперь с экономической деятельностью у миротворцев плохо: Грузия, действуя осмотрительно и хладнокровно, восстановила контроль над грузинскими селами Южной Осетии, а главное — позатыкала контрабандные дыры. Машины наших миротворцев то и дело ловят не в том месте и не с тем грузом, какой полагается, — граждане тычутся, ищут дырки.

Единственная реальная сила, способная защитить Осетию в случае агрессии Грузии, — это полевые командиры. У них — тот же свет в глазах, что у чеченцев и абхазов. И тоже — интересы в контрабанде. Но есть маленькая загвоздка. Она в том, что наши русские полковники относятся к полевым командирам ничуть не лучше, чем московские менты — к «лицам кавказской национальности». И разговор с командирами простой. Как мир — пошел на фиг, ты у нас незаконное вооруженное формирование. Как война: «Иди сюда постой, мне надо, чтобы ты здесь умер».

И вот Эдуард Кокойты, как новый Югурта, завещавший свои владения Риму, просится в состав России. Той самой России, которая сейчас заводит уголовные дела на окружение президента Мамсурова за желание расследовать Беслан; той самой России, где убийства инородцев, будь то чеченских стариков или таджикской девочки, оправдываются уже даже не прокуратурой — присяжными.

Бог в помощь. Вот только одна проблема. Есть два способа определить, чего хочет нация. Один — война. Другой — общенациональный референдум. Почему бы г-ну Кокойты не вынести на суд населения Южной Осетии вопрос — где вы хотите быть? Почему решение о самоопределении народа Южной Осетии должен принимать не сам народ — а Конституционный суд в городе Москве?

Юлия Латынина

Опубликовано 28 марта 2006 года