Переговоры с собственным народом

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

- Мы стеснительный народ, - сказала седая дама, учительница, на площади перед зданием администрации в Беслане. - Мы можем долго терпеть. Но не бесконечно.

10 ноября, в День милиции, бесланцы, человек двести, большинство - женщины, собрались у покрашенного бронзой Ленина, какие до сих пор указывают путь к правде во всех небольших (да и больших) российских городах, и стали грузиться в маршрутки и "Жигули", у кого они есть. Бесланский Ленин показывал пальцем на дорогу во Владикавказ.

Накануне по телевизору выступал заместитель генерального прокурора Колесников. Последняя капля вранья в чаше терпения этих "стеснительных" людей, чьи семьи семьдесят дней назад сократились вдвое и втрое, а у кого и выкошены под корень.

Президента ждали с полчаса. Не так уж и долго по сравнению с двумя месяцами и особенно тремя сутками ада. Женщины в косынках, повязанных траурно низко, закрывали лица портретами детей. Другие неподвижно и высоко несли в терпеливых руках транспаранты: "Дзасохов - марионетка Москвы", "Купленные погоны сорвать", "Вы продали наших детей", "Дзасохов и твоя команда, мы вам больше не верим!". Дети на фотографиях улыбались. Впервые за последние три дня вышло солнце. А следом - и президент Северной Осетии товарищ Дзасохов А.С.

Мать в черном платке держала две фотографии. Своего сына, который пропал без вести, одного из троих, до сих пор не похороненных. И соседской дочки. Мать девочки, вдова в зеленом платке, стояла рядом, в обеих руках сжимая древко лозунга: "Требуем международное расследование!".

Между Дзасоховым с группой людей в штатском за его спиной и толпой образовалась широкая мертвая зона. Президент крепко встал шагах в десяти от митингующих, которые постепенно сжимали кольцо... Отступать президенту особо было некуда, за ним не было даже Москвы. Но выучка старая. И он умело взялся за знакомое дело - переводить стрелки.

- Я как один из тех, - без всякого микрофона привычно загремел над площадью Дзасохов, в прошлом идеолог ЦК партии, - кто считается, по вашему мнению, ответственным за все это, если следствие вынесет решение о наказании меня... слушайте, уберите эту прессу! Приезжает, понимаете, человек... и потом пишет на всю страницу и позорит вас и меня... Ну, короче, идите отсюда!

Это к нам, паршивцам с диктофонами и фотокамерами. Никто, впрочем, не отреагировал, президент же, как ни странно, не настаивал. Мы нужны были ему для наглядности.

- Ну в общем, что касается меня, я готов нести всю меру ответственности, я никуда не убегаю... Перед вами человек, который понимает всю тяжесть вашего ничем не восполнимого горя и готов ответить на ваши вопросы. Я готов встречаться в неделю два раза, три раза, если вы этого желаете. Я полностью открытый человек, но если за вашей спиной будут появляться люди, которых я имею право не уважать, то имейте в виду, что я буду тоже говорить им всю правду... Задавайте ваши вопросы. Пожалуйста.

- Во-первых, Александр Сергеевич, здравствуйте, - шагнула вперед маленькая женщина в рябом платочке. Литой, как памятник Ленину, президент как-то странно, неподвижно засуетился:

- Я уже боюсь даже здороваться! Меня все время неправильно понимают. Пожалуйста. Спрашивайте. Стоявшая рядом с маленькой ее дородная землячка в таком же точно платке почти закричала, прижав к груди портрет девочки с косами, красивой и лукавой, как все осетинские девочки, когда они живы:

- Нам все время говорят: ведется расследование, не мешайте ходу расследования. Какое расследование? Сегодня - День милиции. Милиции, которая нас не защитила и не отстояла. Милиции, которая плохо работала, руководимая плохим министром и плохим президентом, который держал такого министра. И вы как президент - президент, а не начальник! - должны были нас защитить! Шепель (заместитель генерального прокурора России по Южному федеральному округу. - А.Б.) заверяет, что специалисты вели переговоры по освобождению заложников. Которые специалисты? Какие переговоры, кроме того, что звонили Масхадову и Закаеву? Шепель нам говорит, что в школе не было оружия, - откуда это известно? Погибли дети, которые доставали ящики с оружием, по трое-четверо доставали эти ящики... Сколько оружия можно было привезти в одной машине? Армия подожгла школу. Это такое расследование ведется? Заместитель генерального прокурора Колесников сказал, что доказано: в школе оружия не было. Да что ж мы, слепые?! Те, которые видели этих боевиков, вооруженных до зубов? Наших детей теперь убить надо, которые видели, что было оружие? Почему мы должны молчать и ждать какого-то расследования? Кому надо верить - нам, которые сидели там трое суток, или прокурору Устинову?

Я всегда восхищалась советской школой демагогии. Дзасохов давно справился с легкой растерянностью после неожиданного "во-первых, здравствуйте". Он тоже требовал, чтобы следствие было эффективным. Не снимал с себя ответственности и не оправдывался. И ему ли не понять гнева народа, оказавшего ему доверие.

- Это как бы ответ на ваши вопросы. Давайте договоримся. Если у вас будут встречи с правоохранительными органами и их ответы вы будете воспринимать как неправду, чтобы вы задали свои вопросы еще и еще. Я всегда делаю так. Нам не нужны плановые сроки следствия. Нам нужны конкретные результаты. Это сказано мною публично. Я скажу прокурору республики, что в семьях пострадавших оценивают такие-то положения таким-то образом. Нет, нет! Я буду настойчиво просить, чтобы он приехал вновь и вновь ответил на ваши вопросы!

...Огонь по Аушеву первой открыла Фелиса Батагова, у которой в 96-м погиб сын-милиционер, а сейчас внучка, сестра и племянница.

- Они сожжены. Я ихнего лица не видела. Для меня каждый день - первое сентября! Нас успокаивали, что сейчас придет большой человек. Директор уверила, что сейчас зайдут Путин и Дзасохов. Вас бы не оскорбило, когда вместо них появился Аушев в своем балахоне? Вы не задумались, почему у него свободный вход и выход?

- Уважаемая Фелиса, я не такой большой человек, уточняю, если вы думаете, что у меня есть такое самомнение. Для меня вопрос о том, что я иду, был решен в первый день. Но все складывалось не в нашу пользу... никаких подтверждений, что кого-то из нас хотят впустить, не было. Самое главное, что в этой совершенно сложной обстановке я как руководитель республики делал, что мог. К сожалению, к несчастью, к беде нашей - не получилось. Я бы сделал все что угодно ради того, чтобы спасти детей. Вот как было на самом деле. Конечно, я не могу рассчитывать, что даже самые точные мои слова могут вас переубедить. И к этому я отношусь с пониманием.

- Я не за то говорю, чтобы вы зашли, - отвечала Фелиса.

- Я хочу понять, почему у него вход был туда свободный. Мы знали точно, что никто на связь с ними не идет. Никто. Они злились только потому, что с ними никто не связывался. Почему у Аушева была возможность с ними связаться? Если бы вы зашли, вас бы точно застрелили. И правильно, что вы не зашли. Но почему Аушев зашел и вышел? Это его банда! Вы должны были потребовать, чтобы Аушева обменяли на детей! Правильно я говорю?

Крик толпы: "Да!!!".

Дзасохов смиренно напоминает, что Аушев вывел детей.

"Да! - кричит толпа. - И своих!!!".

Фелиса: "Никто не хотел, чтобы вас застрелили, каждому жизнь дана, чтобы жить".

Дзасохов: "Человек в моем возрасте понимает, что вечной жизни нет. Если у вас сложилось впечатление, что я хотел бы долго оставаться в этой должности, - это неправда. Я никуда не уезжаю и не собираюсь.

Наоборот, как человек, свободный от обязанностей, я буду большее время находиться в самом Беслане, и здесь, и на кладбище...

- Спасибо! - засмеялись в толпе. - В белой сорочке...

- Что же нам делать? - по-осетински крикнули из толпы.

- Я имею план, связанный с сегодняшним днем.

Бесланская милиция не проводит никаких мероприятий, как это бывает в других регионах, никаких мероприятий праздничного смысла. Наши ветераны пошли на кладбище, возложили цветы к местам захоронений погибших милиционеров с 92-го года, в Чечне и здесь. Я потребовал от имени народа провести внеплановую аттестацию всех милиционеров от рядового до министра. После нашей с вами трагедии 46 человек уволены из состава ГИБДД. Мне доложили, что в вашей паспортно-визовой службе был освобожден начальник, а аппарат остался. Я потребовал, чтобы ни одного человека, включая технических, там не было. Кроме того, мне передали ваше мнение относительно некоторых руководителей районного звена, я думаю, что практически к этим вашим требованиям надо прислушаться...

Вдруг взгляд президента упал на меня. Лично. Его как будто осенило. Медленно подошел, отстранил ладонью диктофон. По-осетински спросил о чем-то. Глаза у президента оказались красные, воспаленные. Я попросила:

- По-русски можно?

- Что вы хотите?

Вопрос показался мне бестактным. Уклончиво ответила, что, мол, вот, корреспондент я, из Москвы.

- Какой Москвы? - совсем уж странно поинтересовался Александр Сергеевич. Тут же поправился:

- В "Коммерсанте" пишете?

- Я корреспондент "Новой газеты".

- А, ну с вами все ясно, - дико усмехнулся президент.

- Что же со мной ясно?

- Пишите, пишите! - Дзасохов широким жестом как бы представил меня толпе. - И будут продолжаться теракты. Давайте, раздувайте дальше.

Шум. Крики. Пожилая женщина тут же потребовала у меня документ.

Но тут с другого конца толпы, которая все теснее сжималась, раздался мужской голос, немножко расстроивший так хорошо покатившийся сюжет поиска врага: "Неужели нельзя было вызвать из Ростова пожарный вертолет? Кто дал указание взрывать стену? У этой стены наши дети сидели и все погибли. Кто дал такое указание? Что было вообще предпринято руководителями нашей республики с первого дня?".

- Практически было так. - Чувствовалось, что однообразие претензий начинает утомлять президента. - Я был готов, в отличие от таких случаев, пойти на любые шаги, переговоры и компромиссы. Мы спрашивали: что хотят террористы? Пусть назовут. До двух или трех часов 2 сентября ни одного требования не было. Что они хотят? Отпустить заключенных с сопредельных территорий? Или изменения каких-то политических решений? Никаких пояснений. После этого я - нелегко это было сделать - нашел Закаева в Лондоне. Сказал, что колоссальная трагедия у нас. Сказал, что готов лично сделать все возможное, чтобы эти террористы могли уйти отсюда, пусть освободят наших детей. Вот чем я занимался. Готов был пойти на все, что мне под силу. Высказали им это по телефону. Они сказали: у нас нет требований, мы пришли сюда побеждать...

В толпе уже нарастал ропот, устала и она. У лжи тоже есть критическая масса. "Прокурор сказал: связи не было. Неправда! - кричали люди по-русски и по-осетински. - Они звонили! И никто с того конца не отвечал. И мы поняли, что мы действительно никому не нужны".

...Толпа, поплакав, постепенно рассосалась. Назавтра президент Республики Алания Александр Сергеевич Дзасохов, малый вождь, улетел к большому в Сочи - навещать и трепать по щечкам выживших в Беслане детей. А их одноклассники и учителя, те, кто мог продолжать учебу, собрались в школе N6, чтобы жить дальше. В две смены. Не так много их осталось. Из 3-го класса Зинаиды Азаматовны Уруцкоевой осталась она да Зера Джоева. А Зинаиду Азаматовну, свою первую старенькую учительницу, спас семиклассник Инал Кануков, принес ей пожевать зеленых листьев, когда она совсем уже умирала от жажды и усилий президентов сделать все, что в их силах. Но это уже совсем другая история.

Примечание редакции: президент Северной Осетии назвал фамилию одного из трех журналистов "Коммерсанта", опубликовавших, в частности, стенограмму встречи жителей Беслана с заместителем генпрокурора по ЮФО Н. Шепелем. На вопрос, кто руководил оперативным штабом по освобождению заложников, Н. Шепель ответил: "Президент Дзасохов и начальник УФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев". Этот факт представитель власти озвучил впервые.

Алла Боссарт

Опубликовано 15 ноября 2004 года.