Бомжьи одуванчики

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Они сидят в рядок вдоль казенной стенки - бабушки, бросившие Грозный в разные годы и разные войны. Плащи - восьмидесятых, ботинки - советской поры. Все ношенное и кем-то брошенное. На лицах пропечатан полнейший жизненный тупик. Атмосфера покинутости, какая бывает еще в суицидальных отделениях. Это - заседание "Нашего дома", общественного кружка из 53 семей, в который когда-то сорганизовались беженцы из Чечни "русскоязычного вероисповедания". Все - пенсионного возраста. Смыслом объединения была борьба с государством за свои законные права - за получение статуса, регистрации, жилья, пенсий. Теперь за окном - московский октябрь 2004 года, для многих - десять лет от исхода и начала борьбы... Результат?

...Таисии Иосифовне Толстовой восемьдесят один год. Она слышит, видит, двигается. И даже очень активно: три раза в неделю Таисия Иосифовна, имеющая ранение еще в Великой Отечественной войне, пятьдесят восемь лет трудового стажа, тридцать четыре из которых - учительского, тридцать из которых - в Норильске, вернувшаяся с Крайнего Севера в чеченскую столицу, на родину, поскольку является русской грозненкой в четвертом поколении, - теперь Таисия Иосифовна, на своем девятом десятке, три раза в неделю моет все шестнадцать этажей дома в центре Москвы. Все лестничные клетки и площадки перед лифтами. Другого выхода у нее нет.

Расплата с Таисией Иосифовной - самая выгодная для нее. Бездомная Таисия Иосифовна работает за ночлег в каморке для консьержек. Консьержки на ночь уходят домой, а Таисия Иосифовна остается: естественно, консьержки продолжают получать за полные сутки. В каморке - тесно, там умещается всего-то узкий диванчик. Но на нем можно поспать - хоть и в очередь с сыном Володей, глубоким инвалидом по нервному заболеванию.

Таисия Иосифовна молится на жителей этого дома - в них ее единственная надежда не опуститься до грязных подвалов. Согласно правилам, прописанным в нашей удивительной стране, Таисия Иосифовна утратила право иметь законную работу: нет статуса - нет регистрации - нет работы - нет ничего. За десять лет, что прошли с тех пор, как Таисия Иосифовна бежала из Грозного, лишившись там всего накопленного, она не получила от государства ничего, что смогло бы хоть как-то компенсировать утраты, обустроить быт и дать перспективу сыну Володе.

Еще на свете у Таисии Иосифовны есть дочь - тоже пенсионерка, живущая в Норильске, куда старушек не берут - туда нельзя было ехать из Грозного. Кроме дочки, у бабушки есть два брата давно погибшего мужа - в Подмосковье и Москве. К ним-то она и поехала десять лет назад из Грозного - по их желанию. И один из братьев мужа сделал для вдовы все, что мог, - после ее бегства из Чечни долго-долго регистрировал на своей жилплощади. Но брат умершего мужа - тоже очень немолод. И у его родственников наконец возник вопрос: а почему все мы да мы? Ведь о бабушке обязано позаботиться государство?..

Конечно, обязано. Вот бабушка и моет шестнадцать этажей. Три раза в неделю. Все ее вещи - в подсобке для швабр.

- Куда ни пойдем, нам все тычут: зачем в Москву понаехали? А куда? Здесь же были свои...

- А где вы едите? Здесь нет ни плитки, ни воды...

- Я еще ухаживаю за лежачими в подъезде. Дом наш большой, всегда есть лежачие. Там и готовлю.

- Где моетесь?

- Там и моюсь.

- А туалет?

- Прошусь к кому-нибудь.

Посмотрите внутрь себя: сколько бы лично вы могли так продержаться на белом свете?

- Интересно, я умру под своей крышей? - спрашивает Таисия Иосифовна и обращается к проходящим мимо жильцам дома, куда ее пустили пожить. - Скажите, вот журналист пришел, разве меня кто-то с плохой стороны знает? Я - нечистоплотная? У меня склочный характер?

Жильцы в большинстве не понимают смысл вопроса: естественно, в 81 год не надо доказывать, что ты не самый плохой член общества. В 81 год надо отдыхать от прожитой жизни на деньги общества. И все.

На заседании "Нашего дома" Ванда Петровна Войцеховская несколько часов сидела не шелохнувшись. Все говорили - она молчала. Гордая посадка головы. Твердый взгляд красивых глаз. Непреклонная порода.

Но один на один Ванда Петровна разнервничалась, сникла.

- Бездомная я. Изгой и нищая. Ни сна у меня. Ни жизни. Ни отдыха. - Ванда Петровна говорит с большим трудом - у нее высокое давление. - Но у меня было все... Дом, дача, гараж, машина. В Грозном. Там я жила с 1950 года, приехала по распределению после окончания Киевского строительного института. Проработала 38 лет на одном месте - инженером-проектировщиком. Мой муж был инвалидом Великой Отечественной войны. Дочь в 1992 году вышла замуж за очень хорошего человека - сюда, в Москву. У него была комната в общежитии АЗЛК. Теперь мы все там и живем. Мой муж умер в 96-м. Меня соседи по Грозному в тяжелом состоянии посадили в поезд и отправили к дочери. Я думала: временно, вот-вот что-нибудь получу.

Ванда Петровна спит на одном диванчике с двенадцатилетним внуком. На соседнем диванчике - младший внук. В крошечной комнатушке можно или спать, или выйти. Сидеть негде. Для старого больного человека это невыносимо. От многолетней крайней своей усталости Ванда Петровна уверилась, что она только "мешает своим детям".

- Я тяжело больна - меня ждет полное обездвиживание. Чтобы как можно дольше быть на ногах - чтобы никому не оказаться в тяжесть, я бутылки собирала... Нужны ведь лекарства... Почему государство переложило свои проблемы на плечи наших детей? Я не могу понять... Почему я не могу получить свой угол? Ведь не я же сама разрушила все, что было у меня в Грозном?

Валентина Петровна Кузнецова - хрупкая и красивая. Она не снимает платок, не скидывает плащ, руки и губы постоянно сжаты в замок - Валентина Петровна держится, чтобы не расплакаться. Горячечный румянец пятнами обметывает щеки - ее все время подзнабливает и передергивает, даже когда с других пот льет от духоты. Хроническое недоедание - беженский попутчик. Оно поражает всех, невзирая на заслуги, которых у Валентины Петровны, грозненского инженера, было в прошлой жизни немало. Сейчас ей 78 лет, в январе 1995 года ее, вместе со старшей сестрой Александрой Петровной, бойцы МЧС вытащили полуживыми из грозненских подвалов и отправили в Москву, узнав, что там есть родственники. И это совершенно понятно.

Прошло почти десятилетие. Все эти годы Валентина Петровна прожила со своей лежачей 80-летней сестрой, инвалидом первой группы, в подсобке московской школы N 1142...

- Конечно, условия у нас кошмарные, - говорит директор Иосиф Станиславович Протас. - Валентина Петровна сначала работала школьным сторожем, но потом нам в приказном порядке велели нанять частные охранные предприятия... Не гнать же их на улицу? У меня совести не хватило... Только что бабушек забрал племянник - он куда-то уезжает, квартира освобождается на время. И они съехали от нас. Но их жилищный вопрос по-прежнему не решен. Ничего не дают. Я не понимаю, как такое может быть?

...Такое может быть очень просто. Юридически проблема престарелых русских беженцев из Чечни выглядит следующим образом: по закону они - внутриперемещенные лица. Этот статус у нас положен человеку только на пять лет. Часть бабушек статус имела - выбила с боем из миграционной службы, за эти десять лет несколько раз прошедшей через реорганизацию. Беженцы "со статусом" хоть на какое-то время получили право спокойно передвигаться по Москве и бесплатно подлечиться. Однако часть бабушек статуса так и не получила - миграционные чиновники стойко отказывали без вины виноватым.

И вот закончились те самые пять лет - тут статусные сравнялись с бесстатусными в полном своем бесправии перед лицом миграционной службы. Дело в том, что пять лет - это срок, который, согласно закону, берет себе государство для постепенного выполнения обязательств перед гражданином, лишившимся всего по вине этого государства. За эти пять лет государство обязано обустроить "внутриперемещенное лицо" - предоставить жилье, пособие, страховку. Чтобы человек начал жить по-новому, имея некоторую стартовую площадку взамен безвозвратно утраченной.

Наше государство просто обмануло "внутриперемещенных" из Чечни. Протянув пять лет и не дав им ничего, миграционная служба объявила, что снимает с себя ответственность, а пять лет были даны, чтобы "внутриперемещенные" сами нашли возможность обустроиться...

Кто спорит, правило про пять лет приемлемо для молодых и людей среднего возраста, способных работать и драться за себя. Но как быть с 70-80-летними? С инвалидами? Как они могли обустраиваться самостоятельно?..

Почему тут акцент именно на русских беженцах из Грозного? А не на всех, кто вынужденно покинул зону бесконечной "антитеррористической операции", совпавшей с территорией их любимого города?

Потому что чеченские семьи, даже если они очень плохо живут, обязательно получат поддержку своих родных - таковы нормы, и просто невозможно встретить 81-летнюю чеченскую старушку, которая бы мыла шестнадцать этажей. А русские бабушки есть...

Что делать? Как выйти из положения сегодня? С максимальной скоростью и эффективностью? Ждать ведь бабушки не могут...

В "Нашем доме" - 53 семьи. Это - самые нищие из всех и бесперспективно бездомные. Надеяться на клочочек от профицитного бюджета в их пользу бессмысленно - чиновники удавятся без отката. Поэтому надежда - на мир "социально ориентированного бизнеса", как о нем от его же, бизнеса, имени недавно проникновенно говорил господин Потанин по телевизору. Итак, по ходатайству, к примеру, Комиссии по правам человека при президенте, несущем персональную ответственность за происходящее в Чечне и в связи с Чечней, - той самой комиссии, членами которой являются такие знаменитые представители гражданского общества, как Светлана Ганнушкина, руководитель самого активного в стране общественного комитета в защиту беженцев ("Гражданское содействие"), а также Людмила Алексеева, глава Московской Хельсинкской группы, - по ходатайству, непременно поддержанному президентом с подачи главы комиссии Эллы Памфиловой, 53 бизнес-структуры Москвы покупают по одной квартире. Все - по одной. Вряд ли им это будет трудно осилить.

..."Наш дом" расходился. "Государство хочет дождаться, когда мы перемрем. Чтобы не тратиться на нас. Я уверена в этом", - бросила на прощание Зоя Михайловна Маркарянц, беженка "нынешней войны", в "той жизни" педагог, чей дом в центре Грозного был разрушен прямым попаданием. А с домом - и вся жизнь.

Опубликовано 11 октября 2004 года
источник: "Новая газета"