"Надо ограничить свободу лгать"

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Вчера известные представители журналистского сообщества - Ясен Засурский, Алексей Венедиктов, Виталий Третьяков, Владимир Гуревич и Евгений Ревенко собрались за круглым столом, чтобы обсудить роль СМИ в современной России. Поводом для встречи, конечно же, стали трагические события в Беслане. Дискуссия проходила в присутствии бывшего замгоссекретаря США Строуба Тэлботта. И вышла она жесткой.

Господин Тэлботт пришел на форум со своими товарищами, экспертами из научно-исследовательского центра The Brookings Institution. Большую часть времени американцы с неподдельным интересом слушали беседу россиян и лишь изредка задавали им вопросы. Тот факт, что масс-медиа в своей работе должны руководствоваться принципом "не навреди", коллеги по журналистскому цеху признали единогласно. Но вот что конкретно понимать под таким вредительством - по этому вопросу к общему знаменателю прийти так и не удалось.

Главный редактор "Независимой газеты" периода ее расцвета, Виталий Третьяков, высказавшийся первым, постарался быть сдержанным. Первым делом он предложил различать свободу слова ("она у нас есть и она абсолютна") от свободы печати, которая, в общем-то, тоже почти абсолютная, и только "в политической журналистике есть определенные ограничения". Можно возмущаться, что это плохо, продолжил г-н Третьяков, но, тем не менее, "если брать в историческом контексте", то для этого имеются определенные предпосылки. "Последние события отчетливо показывают то, что было ясно и раньше. Но теперь это перешло в радикальную ситуацию, - наконец перешел к повестке дня экс-главред. - Россия стоит перед выбором, быть ей дальше или не быть".

Главный редактор радиостанции "Эхо Москвы" Алексей Венедиктов был куда более конкретен. Он рассказал, что, когда начались бесланские события, на радиостанции было введено три ограничения: не транслировать непосредственно голоса террористов (а лишь рассказывать об их требованиях), не рассказывать о передвижениях военных частей и не оскорблять террористов, дабы не причинить вреда захваченным детям. Больше никаких ограничений не было. В таких условиях, считает г-н Венедиктов, важна правда - "нельзя победить ложью террор". Официальные же версии были лживы, что имело крайне негативные последствия. Г-на Венедиктова удивило прежде всего то, что журналисты не удосуживались проверять даже заведомо ложную информацию. Например, о том, что заложников было меньше четырехсот. "Мы знаем, что террористы, услышав эту цифру, были в ярости. Они говорили, вот мы здесь оставим вас 354 человека в живых, раз вы так говорите", - заявил г-н Венедиктов. Прежде всего его гнев вызвали телеканалы.

"Я должен согласиться с Алексеем Венедиктовым. Было много лжи. Причем эта ложь заполняла сознание, - поддержал коллегу декан журфака МГУ Ясен Засурский. - Сейчас много говорят об ограничении гражданских свобод. Но прежде всего надо ограничить свободу лгать. Потому что ложь способствует успехам террористов и дискредитирует нашу власть и нашу прессу". "Было не очень приятно видеть, как западные каналы уже ведут какую-то трансляцию, а наши запаздывают", - в свою очередь подтвердил главный редактор газеты "Время новостей" Владимир Гуревич.

Первому замдиректора департамента информационных программ "Вести" Евгению Ревенко пришлось защищать честь всех государственных СМИ. "Тезис о том, чтобы перепроверять информацию, исходящую от официальных источников, от антитеррористического штаба, представляется спорным. Та неправда, которая была сказана официальными представителями - о численности заложников, о сути требований террористов, - это должно оставаться на совести этих представителей. Мы справедливо полагали, что людям, занимающимся разрешением кризиса, лучше знать, что выдавать журналистам", - заявил он. "Ни в коем случае мы не сообщали о своих догадках", - похвастался г-н Ревенко. Что же касается самосохранения, то о нем телевизионщикам, заверил г-н Ревенко, думалось в последнюю очередь, работало только "очень жесткое и строгое самоограничение". "Какого-то давления со стороны власти я на себе лично не ощутил. Другое дело, что лично я в определенные периоды времени, в том числе на круглосуточном дежурстве неодн ократно, десятки раз связывался с представителями штаба на месте, представителями властных структур и консультировался", - продолжил г-н Ревенко свой рассказ о гражданском самоконтроле.

Шаген Оганджанян

Опубликовано 14 сентября 2004 года

источник: Газета "Новые Известия"