Аналитики обсудили трудности реабилитации членов семей бывших боевиков на Кавказе
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
Женщины, чьи мужья погибли в ходе вооруженных конфликтов или арестованы по обвинению в терроризме, пережили тяжелые психологические травмы, они продолжают бороться за достойное существования, отметили участники круглого стола, которые обсудили доклад Центра анализа и предотвращения конфликтов.
Как писал "Кавказский узел", в конце марта Центр анализа и предотвращения конфликтов представил доклад "Уверенный шаг в будущее? Исследование социально-психологических и адаптационных потребностей членов семей бывших боевиков на Северном Кавказе". Он основан на 40 интервью с женщинами из Чечни, Ингушетии и Дагестана, "чьи мужья были убиты или осуждены в ходе вооруженных конфликтов, а также на мониторинге положения нескольких семей, куда вернулись вдовы и дети из Сирии и Ирака.
"Кавказский узел" опубликовал полную версию доклада “Уверенный шаг в будущее? Исследование социально-психологических и адаптационных потребностей членов семей бывших боевиков на Северном Кавказе”.
Круглый стол «Как живут семьи бывших боевиков на Северном Кавказе и как поддержать их успешную адаптацию?» по следам доклада «Уверенный шаг в будущее? Исследование социально-психологических и адаптационных потребностей членов семей бывших боевиков на Северном Кавказе" состоялся онлайн 6 апреля, передает корреспондент "Кавказского узла".
«Исследование ставило задачей изучить то, как живут женщины и дети из этих семей. Как они справляются со своим кризисом в очень тяжелых условиях. В ходе исследования были в общей сложности опрошены 40 женщин в Ингушетии, Чечне и Дагестане. И еще было семь семей, в которые вернулись дети из Сирии и Ирака. В этих семьях около 20 детей, и мы попытались отразить их судьбу в докладе», - сообщила она участникам мероприятия.
"В ходе исследования были в общей сложности опрошены 40 женщин: из них 35 жен или вдов боевиков: 14 женщин, проживающих в республике Ингушетия, 11 женщин, проживающих в Дагестане; десять женщин из Чечни (восемь - в Чечне, еще две - за пределами Чечни). Также были опрошены 7 семей, в которые вернулись дети из Сирии и Ирака: 3 вдовы и 3 бабушки в Чечне и Дагестане, а также одна тетя двоих вывезенных из Сирии дагестанских мальчиков, ожидающих в Стамбуле оформления документов. Одна вдова была опрошена год назад, остальные женщины — между июлем и декабрем 2019 года. Глубинные интервью с вдовами и женами мужчин, воевавших на Северном Кавказе, проводились в различных населенных пунктах каждой республики: в столицах, небольших городах и селах. Полевое исследование в Ингушетии проводила консультант Центра анализа предотвращения конфликтов, руководитель АНО «Ресурсный центр «Развитие» Джанет Ахильгова, исследование в Дагестане, Стамбуле и интервью с чеченками за пределами Чечни — Екатерина Сокирянская, интервью в Чечне — два консультанта из Чеченской республики, имена которых мы не приводим по их желанию", - говорится, в частности, в докладе.
Тему доклада Сокирянская считает важной прежде всего потому, что в некоторых районах Северного Кавказа членов семей людей, погибших или осужденных как боевики, насчитывается несколько десятков тысяч. «За годы затяжного вооруженного конфликта на Северном Кавказе, начиная с первой чеченской войны, в него было втянуто три поколения людей, и у них есть три поколения детей. Это довольно многочисленная социальная группа, которая остается почти незамеченной в обществе», - сказала она.
При этом, по словам Сокирянской, у этих семей есть свои, особенные потребности. «У вдов участников первой чеченской войны дети уже выросли. Они сами стали уже родителями и (существует) мало возможностей повлиять на их жизнь. А вот у семей боевиков более поздних периодов еще маленькие дети. Им нужна поддержка государства и общества. И от того, насколько успешными, включенными в жизнь общества вырастут эти тысячи детей, во многом зависит то, каким будет Северный Кавказ и насколько долгосрочным и устойчивым будет мир в регионе», - считает она.
По ее словам, интервью показывают, что все женщины пережили тяжелые психологические травмы, которые к тому же сказались на их физическом здоровье.
«Почти все говорили, что они «застряли в этой травме». Лишь одна из тех женщин, с кем общались, говорила, что обращалась к психологу. Еще одна женщина, вернувшаяся из Сирии, общалась с психологом в СИЗО и сообщила, что это ей помогло. Остальные говорили, что нуждались в психосоматической помощи, но услуги психологов очень дорого стоят, либо в небольших городах и селах профессиональных психологов просто нет», - рассказала она.
Один из выводов доклада говорит о том, что состояние психологической помощи на Северном Кавказе требует серьезного внимания. «Кроме необходимости в психологической помощи женщины называли в качестве необходимости для себя (также) веру в Бога и потребность в работе», - добавила она.
По ее словам, две из десяти женщин в Чечне были вынуждены бороться за то, чтобы дети остались с ними, а не в семье родственников мужа. «Одной удалось это сделать, потому что помогли её родители», - уточнила автор доклада.
По словам опрошенных женщин, больше всего в адаптации к новым реалиям им помогла поддержка родственников. В Ингушетии поддержку родственников (своих и/или мужа) назвали 57%, в Дагестане и Чечне - 80%. На втором по значимости месте они упоминали веру в Бога. "Я очень рада, что я пережила это с иманом (верой). Бог дал мне терпение, чтобы перенести, пережить это все... Я никогда не обращалась к психологу. Никакой медицинской помощи мне не требовалось. Как у нас, у мусульман, когда плохо, мы обращаемся к самому Создателю", - к примеру, рассказала Хава из Чечни.
Сокирянская также отметила, что более двух третей опрошенных женщин не имеют работы и собственного жилья. «Среди базовых нужд своих они назвали оплату лечения и медикаментов, а также расходы на образование и жильё», - отметила также она.
Профучет лишает вдов боевиков возможности работать
В целом, по мнению Екатерины Сокирянской, на Северном Кавказе общество не отторгает женщин и детей, которые считаются семьями боевиков. «Хотя с отдельными проявлениями предвзятого отношения встречались почти все. Но это не касается женщин, вернувшихся из Сирии. С ними ситуация особая», - пояснила Сокирянская.
Она посетовала, что взаимодействие государства с женами и вдовами боевиков в основном сводится к обеспечению контроля за ними со стороны силовых структур.
«В этом наиболее благоприятная ситуация в Ингушетии. Женщина там не жаловались на грубое обращение или нарушение их прав со стороны силовиков. Хуже всего ситуация обстоит в Дагестане. Связана она с широким применением практики так называемого «профучета религиозных экстремистов». В рамках этого профучета сотрудники полиции сильно ограничивали права опрошенных женщин и де факто закрывали им возможность официального трудоустройства. Побочным эффектом такой ситуации является раздражение людей и даже гнев в отношении властей и самих женщин, и их детей. Такие чувства только создают предпосылки к радикализации. Поэтому мы акцентируем, чтобы работа силовиков проходила только в рамках закона и не сводилась только к мерам правоохранительным», - рассказала Сокирянская.
В марте 2017 года глава МВД Дагестана Абдурашид Магомедов в ответ на запрос Верховного суда республики Дагестан сообщил, что профучет в республике больше не ведется. Тем не менее, по данным правозащитников и респонденток, фактически он по-прежнему существует, говорится в докладе. "Через месяц [после пропажи мужа] был обыск. Потом раз в три-четыре месяца они приезжали. Звонили [...] Прикомандированные приезжали, паспорт спрашивали, проверили и ушли. Один чуть ли не каждую неделю ходил. Мама как узнала, что он ходит, пошла в отдел к начальнику и сказала: “Почему вы ее мучаете, она и так на нервах сейчас”. Они сказали ей: пусть своими детьми занимается, никто ее мучать не станет», - рассказала Аида.
Сокирянская отметила, что дети тоже имеют психологические травмы, которые влияют на их здоровье и социализацию, и они тоже лишь в единичных случаях получали профессиональную психологическую помощь. Она отметила, что в Ингушетии и Дагестане остро стоит вопрос о том, как объяснить детям, почему их отцы были убиты или оказались в заключении, в то время как в Чечне его практически нет. «Со слов чеченских респонденток выходит, что их детям четко и ясно объяснили, что была война, и их отцы воевали за свои идеалы», - подчеркнула автор доклада.
Меньше всего пострадали дети, родившиеся после гибели или ареста отца, хотя и здесь есть исключения, говорится в докладе. "Сын переживает из-за того, что у него нет отца. Он часто спрашивает, что говорил отец, как он себя вел. А мы с мужем не так много времени вместе провели. Четыре месяца вместе и в остальное время урывками, короткими встречами [...] Сын иногда говорит, что он скучает по нему, хотя они даже не виделись", - рассказала Зарина из Чечни.
При этом, по словам Сокирянской, во всех регионах к женщинам, которые уехали на Ближний Восток, относятся гораздо хуже, их осуждают, и они находятся по сути в изоляции.
Все женщины говорили, что нуждаются в программах адаптации их семей - психологической, благотворительной, социальной, а также в помощи в развитии и обучении детей, также отметила автор доклада.
Отвечая на вопрос корреспондента "Кавказского узла", Сокирянская отметила, что никаких адаптационных программ со стороны некоммерческих организаций по реабилитации семей боевиков не существует. Я о них не слышала», - подытожила она.
Жен бывших боевиков в Ингушетии было крайне трудно уговорить на интервью
Консультант Центра анализа и предотвращения конфликтов, директор ресурсного центра «Развитие» Джанет Ахильгова рассказала о том, как она провела исследование в Ингушетии. По ее словам, женщин было крайне трудно уговорить дать интервью.
«Жены заключенных легче шли на контакты. Возможно, в надежде узнать о чем-то и получить какую-то помощь. А вдовы погибших боевиков просто боялись, что не справятся эмоционально в связи с воспоминаниями. Семьи многих из них до сих пор боятся. Когда я позвонила одной из таких женщин, то со мной очень агрессивно поговорил её брат. И хотя он был агрессивен, я поняла, что это страх», - рассказала она.
Ахильгова отметила, что в 12 из 14 семей, которые опросили в Ингушетии, с детьми не говорят об обстоятельствах гибели или заключения их отцов. «Часто дети узнают о случившемся с их отцами от посторонних людей. Женщины сами признавались в интервью, что не знали, как объяснить детям. Нет у них таких навыков. А дети, даже имея информацию, боятся поговорить об этом с мамой», - пояснила она.
"Боль, которая душила, невозможно объяснить. Самое трудное - я не знала, что говорить детям. Состояние, когда объяснить ребенку - это самая большая боль", - рассказала Хадижа из Ингушетии.
По словам Ахильговой, к семьям заключенных действительно относятся лояльно. «Часто помогают родственник и соседи продуктами, деньгами и так далее»,- указала она.
Он заявила, что для детей очень важен положительный образ отца, потому что его «демонизация» ни к чему хорошему не ведёт. «Одна из женщин, которая занималась с психологом, сумела проговорить с ребенком историю отца. Она оставила вещи отца. Она смогла объяснить. Она - одна из немногих, которая заявила, что они с ребенком не нуждаются ни в чем. Хотя у нее один ребенок, а большинство все же многодетные. Многодетным женщинам присуще состояние некой «загнанности», когда они вспоминают, что произошло с ними. Это несмотря на то, что их родственники и иногда родственники мужа брали на себя часть забот о них и детях. Одна их таких женщин, у которой мужа увели в неизвестном направлении, была вынуждена выйти на работу, оставив пятерых детей дома», - рассказала Ахильгова.
Она также рассказала о некоторых специфических чертах отношения женщин к трагедиям, которые произошли с их семьями. «Одна из женщин, процитированная в докладе, сказала, что когда муж её оказался в заключении, «их любовь стала сильнее». Другая молодая женщина была замужем всего три месяца, и большую часть времени она была в Египте, вдали от мужа, когда его убили. Она тяжело болела тогда. Она заявила, что теперь она должна молиться до конца жизни, потому что опасается того, что могла хоть чем-то вызвать недовольство своего мужа. Для неё это самое страшное, с чем она вступит в вечную жизнь», - отметила Ахильгова.
«Отношения с мужем не поменялись. Только стали любить друг друга сильнее», - рассказала Мадина из Назрани, чей муж находится в местах лишения свободы.
Поддержка родных - решение половины проблем членов семей бывших боевиков
Уровень психологической травматизации на Северном Кавказе очень высок, несмотря на то, что вооруженный конфликт затих, отметила психолог, специалист по работе с семьями в кризисной ситуации Наталья Нестеренко.
«На уровне целых поколений имеются такие травмы, начиная от депортаций и до различных противостояний, войн в Чечне, вынужденной эмиграции, гибели родных и близких, тотального контроля за семьями», - отметила она.
По мнению психолога, сами интервью, рассказы о произошедшем с ними для этих женщин имеет терапевтическое значение. «Возможность выговориться влияет психологически благотворно на тех, кто хочет выбраться из этой травмы, пережить её», - пояснила она.
По словам Нестеренко, в докладе показана важнейшая проблема вдов и жён людей, причисляемых к боевикам - это потеря близкого человека. «И каким бы ни был этот человек, его потеря становится мощным психологическим ударом. И его последствия затрагивают многие сферы и стороны жизни. В исследовании это хорошо заметно. Показано ясно, как происходит период горевания из-за гибели или разлуки с отцом и мужем. Внезапная смерть переживается тяжелее, чем утрата после долгой и мучительной болезни близкого человека. К тому же во многих случаях женщины после утраты находились в состоянии отверженности. Это отличает их, к примеру, от вдов и семей полицейских, о которых государство заботится: им соболезнуют, их награждают, их мужей героизируют», - заявила она.
Тем не менее, у многих женщин в этой ситуации была поддержка родных и близких, хотя в исследовании и указывается на случаи отказа в поддержке со стороны близких, отметила также психолог.
Чаще всего родные помогают женщинам, попавшим в трудную ситуацию, однако в некоторых случаях поддержка не оказывается. Одна из жительниц Ингушетии рассказала, что проблемы в отношениях с родственниками начались после того, как она вышла замуж. Ее родные называли супруга ваххабитом. После его ареста женщина свела общение с родными к формальному посещения свадеб и похорон. Аналогичная ситуация сложилась у в семье одной вдовы из Чечни. Родные которой, как она утверждает, все время попрекали ее, называли разведенкой. "Говорили, что я сама виновата в том, что моя судьба так сложилась, потому что сама выбрала себе такого мужа. Они называли мужа ваххабистом. Это говорила женская часть моих родственников, мужская лучше относилась", - отметила она.
«Такая поддержка - это решение половины проблем. Это очень целительная практика. И столь же целительным является встраивание в свою жизнь духовности. Женщины в исследовании указывали, что с обретением веры в Бога, молитвенным обращением к Богу их эмоциональное состояние значительно улучшалось. Завершением горевания для женщин стало обретение нового смысла в жизни, в том числе и забота о семье, новый род деятельности, учеба. Женщины не забыли о своем горе, но горе стало менее остро в восприятии. Оно не мешает совершению повседневных дел», - резюмировала Нестеренко.
Попытка оказать помощь членам семей бывших боевиков сталкивается с противодействием
Журналист Владимир Севриновский поинтересовался, продолжается ли в Дагестане давление на вдов и жен боевиков посредством профучета.
«Все опрошенные женщины отметила, что в последние два года давление ослабло», - сообщила Екатерина Сокирянская.
Подходить к работе с этой категорией, в том числе психологической, нужно, учитывая специфику обстановки на Северном Кавказе, считает адвокат. «Многие из людей не готовы принимать психологическую помощь. Они далеки от понимания её необходимости. Даже попытка взять интервью сталкивается с проблемой непонимания», - отметил Увайсов.
Нужно смотреть на проблему не глазами жертвы или героя, а трезвым взглядом
Член правления ПЦ "Мемориал", руководитель проекта «Горячие точки» Олег Орлов заявил, что те, кого называют «семьями боевиков» - это семьи очень разных людей.
«Это и семьи трех разных поколений участников вооруженной борьбы против Российского государства на Северном Кавказе - от светских сепаратистов до религиозно окрашенного подполья. Другая часть - это участники вооруженного конфликта на Ближнем Востоке. Но среди тех, кто сидит наряду с реальными участниками, есть много людей невиновных. Они не были участникам вооруженного подполья, они не стреляли, не взрывали. Они оказались в ненужном месте в ненужный час. А может, были родственниками людей, которые находились под подозрением у государства. А дальше включалась машина пыток и фальсификаций. И в результате человек, не совершивший преступлений, сидит долгие годы», - отметил он.
По мнению Орлова, существует проблема отношения детей к отцам, их «героизации» «Для детей отцы - герои, кто бы они ни были. Детям важно ощущать себя детьми достойных людей. Но среди тех, кто осужден и погиб, есть и те люди, которые совершали преступления», - указал он.
Программный координатор Фонда Белля в Москве, специалист по гендерным проблемам на Северном Кавказе Ирина Костерина согласна с Орловым, что имеется проблема героизации отцов детьми.
«Но дети, для которых отцы являются героями - это закономерная вещь. Потеря этого идеала может привести к гораздо худшим последствиям для самих этих детей. Другой вопрос, как детей будет в дальнейшем воспитывать семья. Какую правду эти семьи несут в себе. О чем мамы, бабушки дедушки говорят с этими детьми. Как они смотрят на ситуацию и на отцов спустя длительное время», - отметила она.
По мнению Костериной, для этого и важна реабилитация на разных уровнях: социальном, психологическом, юридическом. «Потому что, пока не будет реабилитации, не будет и правды. Нужно посмотреть на ситуацию не глазами жертвы или героя, а трезвым взглядом», - резюмировала она.