100 лет революции: советскоe наследие на Кавказе
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
7 ноября 2017 года исполняется 100 лет со дня вооруженного восстания в Петрограде, которое привело к власти партию большевиков и навсегда изменило жизнь народов, живших в Российской империи. Несмотря на то, что со времени тех событий прошел уже целый век, современная Россия и ее соседи по-прежнему сталкиваются с наследием революции. Северный Кавказ в этом плане не является исключением. Нынешние очертания национальных республик Кавказа, современный образ жизни людей и национальное самосознание несут на себе отпечаток действий большевистской власти в первые годы после революции. В этот период сформировалась профессиональная интеллигенция и культурная элита народов Кавказа, люди получили доступ к образованию, некоторые, прежде бесписьменные, языки обрели собственные алфавиты. Но было у политики большевиков на Кавказе и много минусов. В частности, именно политика советских властей во многом стала той миной замедленного действия, которая спровоцировала современные национальные конфликты в регионе.
Подробнее о том, какие изменения в жизнь народов Северного Кавказа принесла Октябрьская революция, «Кавказский узел» попросил рассказать экспертов.
Послереволюционный хаос
По ее словам, обострение внутренней обстановки на Кавказе «всегда происходило в моменты кризисов верховной власти». «Так было и в Российской империи, и в СССР. Наглядное свидетельство - обострение межэтнических отношений в годы перестройки и в период распада страны. Революционные события 1917-1920 годов не являются здесь исключением, они, скорее, в этом смысле показательны», - добавляет Гатагова.
На протяжении июня - ноября 1918 года войска Османской Турции пытались захватить Дагестан, воспользовавшись приглашением второго Горского правительства и ликвидацией советской власти. 6 октября им удалось взять Дербент, а 8 ноября - после месячного сопротивления русских войск под командованием Лазаря Бичерахова - Петровск (Махачкала). Только в конце ноября под давлением британского командования турки покинули Дагестан.
Похожую оценку дает историк Александр Скаков, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН. «Как только Центр теряет контроль, начинаются конфликты. Так было в 1905 году, в 1917 году и в 1991 году», - объясняет Скаков.
От экзотических аборигенов до реальной угрозы
В чуть более долгосрочной перспективе Октябрьская революция принесла на Северный Кавказ не только хаос, считает профессор МГУ Сергей Арутюнов, заведующий отделом народов Кавказа в Институте этнологии и антропологии РАН. По его мнению, революция оказала как положительное, так и отрицательное влияние на кавказские народы.
С одной стороны, политика большевиков несла народам бывшей Российской империи модернизацию и индустриальное обновление, с другой – она проводилась беспорядочно, с использованием насильственных методов. Например, как замечает Арутюнов, советское руководство размещало объекты военной промышленности не там, где были выгодные условия, а там, где считало для себя правильным. «После распада СССР многие из этих заводов и фабрик военно-промышленного комплекса оказались неконкурентоспособными и ненужными, потому что утратили экономические связи. Так было, к примеру, с военно-морскими предприятиями в Дагестане», – добавляет ученый.
Ключевым событием первого десятилетия Советской власти, по мнению Арутюнова, «стало формирование у племен и народов Северного Кавказа национального самосознания». Иногда национальное строительство проходило в очень искусственных формах, породив со временем новые противоречия. Например, конфликт возник вокруг племени андийцев. «До 1917 года никакой речи о "национальном сознании" у них не могло быть. Ввиду того, что их отнесли к аварцам, и те в свою очередь стали считать, что андийцы их придаток, ответвление. У самих андийцев пробудили чувство, что их хотят принудительно втащить в лоно "аварскости", что породило и новые противоречия», – рассказал Арутюнов.
Одним из последствий революции стали массовые депортации. Принудительные и насильственные переселения начали практиковаться с самых первых месяцев и лет советской власти, указывает историк Павел Полян, приводя в качестве одного из примеров депортацию казаков из Притеречья в 1918-1921 годах. "Стихийным полигоном осуществления первых советских депортаций стал Северный Кавказ, что было во многом предопределено ясно обозначившимся жестким противостоянием «белого» казачества, крестьян и союзных им осетин, с одной стороны, и «красного казачества» вместе с вайнахской безземельной беднотой, с другой: при этом вайнахи, благодаря союзу с большевиками, рассчитывали осуществить передел земель в свою пользу. Наивность этого расчета проявилась много позднее, в 1944 году, когда они сами целиком и полностью были депортированы", - пишет Полян в своем исследовании "У истоков советской депортационной политики: выселения белых казаков и крупных землевладельцев (1918-1925)"
Число людей, принудительно и насильственно выселенных советской властью с Северного Кавказа в 1940-х годах исчислялось сотнями тысяч. По сведениям Международного общества "Мемориал", 1943-1944 годах из Калмыкии было выдворено 101 000 человек, из Карачаево-Черкесии в 1943 году - 70 000. В 1944 году депортации подверглись 37 000 балкарцев, 485 000 чеченцев и ингушей, а также 100 000 турок-месхетинцев и представителей других народностей Закавказья.
Горские республики и вечный земельный вопрос
Распад Российской империи сопровождался ростом сепаратистских настроений и способствовал появлению в Закавказье и на Северном Кавказе независимых государственных структур. Одной из таких структур стала сначала Республика Союза горцев Северного Кавказа (Горская республика), а затем Горская АССР.
В первую очередь новая советская республика, в состав которой входило несколько округов (Балкарский, Осетинский, Сунженский, Чеченский, Кабардинский, Карачаевский), должна была решить остро стоявший на Северном Кавказе земельный вопрос, примирив конфликтующие стороны и разрешив пограничные конфликты.
Больше всего земли находилось в распоряжении Кабарды и казаков, множество станиц которых на землях горцев появилось по окончании Кавказской войны. Однако, как отмечает Макка Албогачиева, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии РАН, изъятие земли у казаков (и не только у кулачества), в полной мере данный вопрос решить не смогло, поэтому было решено перераспределять земли Кабарды.
Руководство Горской республики настаивало на распределении земель между входившими в ее состав бедными в земельном отношении округами и более обеспеченными соседями.
Люди, стоявшие во главе Кабарды, естественно, не были согласны отдавать собственные земли, высказывая опасения, что дальнейшее искусственное экономическое прикрепление области к ГАССР гибельно отразится на восстановлении разрушенного крестьянского хозяйства трудящихся. Поэтому был взят курс на выделение из состава ГАССР и образования самостоятельной автономной области в рамках РСФСР.
За выделением Кабарды, рассказывает Албогачиева, последовало выделение Карачая, поскольку, с одной стороны, Карачай оказался отрезанным чересполосицей от Горской республики, а с другой – он всегда больше тяготел к Баталпашинску и Кисловодску, чем к Владикавказу. В 1921 году данный вопрос был согласован с Иосифом Сталиным, и к концу года выделение Карачая из ГАССР стало фактом, а в самом начале 1922 года он был объединен с Черкесией в одну автономную область.
Однако конфликты на почве дележа земли не прекратились и не замедлили вылиться в межнациональную рознь, принявшую характер военных стычек между Карачаем и Кабардой в январе 1922 года.
Между еще сохранявшейся Горской республикой и вновь образованными автономными областями периодически возникали споры о пограничных землях. Конфликтовавшие стороны призывали для разбора подобных ситуаций комиссии из Москвы, которые с трудом справлялись с поставленными перед ними задачами.
Создание наций на Северном Кавказе
Опыт организации Горской автономной республики — многонациональной, федеративной административно-территориальной структуры – в целом оказался неудачным, хотя в 1920-е годы представители Центра расценивали, что затеянное ими нациостроительство движется в требуемом направлении, отмечает Макка Албогачиева.
Ряд национальных территорий оказались объединенными в двоичные административно-территориальные структуры. Произошло это, как отмечает Албогачиева, не столько по воле стороннего субъекта власти, но в силу житейских нужд местного населения. Балкария и балкарцы реально в хозяйственном плане не могли обойтись без угодий Кабарды, а карачаевцы без таковых в Черкесии. Жители равнинной части были заинтересованы в тесных хозяйственно-экономических связях с жителями горных районов. Вскоре после выхода округов из состава Горской республики в административном порядке стали восстанавливаться издавна существовавшие связи: Балкария соединилась с Кабардой, образовав Кабардино-Балкарскую автономную область, а Карачай объединился с Черкесией и Баталпашинским казачьим отделом.
Отношения внутри этих образований были далеки от гармоничных. В Кабардино-Балкарии не прекращались споры о квотах национального представительства в высших управленческих инстанциях, а в Карачаево-Черкесской АО шли жесткие трения между представителями разных национальных элит, приведшие к ее разделению в 1926 году на три части (восстановлена в 1957 году).
По мнению Албогачиевой, союзная власть стремилась осуществить подобный план в полном масштабе, наделив местные национальные административно-территориальные образования и собственными городами. Нальчик стал столицей Кабардино-Балкарии, в Карачае появился город Микоян-Шахар (ныне Карачаевск). План строительства столицы для Черкесии остался неосуществленным, но после нескольких переименований Баталпашинск стал Черкесском. Обсуждались проекты организации столиц для Северной Осетии (в Беслане) и Ингушетии (в Назрани). Все это должно было подтвердить обретение каждым народом «своей» территории.
В итоге, определенная модель государственного устройства на Кавказе советской властью все же была реализована. Горские народы обрели свои государственные национальные республики (пусть и объединенные в двоичные административно-территориальные структуры) со своими столицами и «свои» территории, получив один из главных признаков собственной нации.
Современные конфликты на Южном Кавказе также уходят корнями в революционные годы. Конституция Республики Абхазия 1925 года и грузинская конституция 1921 года, - восстановление которых в 1990-х годах послужило толчком к обострению грузино-абахского конфликта, - это наследие именно того периода, когда распалась Российская империя. Юго-Осетинскую Автономную Область, после отмены автономии которой вспыхнул грузино-осетинский конфликт 1990-х годов, создали в 1922 году, когда в Грузии была установлена советская власть. Ее созданию предшествовало несколько восстаний югоосетинских большевиков против меньшевистского правительства Грузии. Конфликт в Нагорном Карабахе, вспыхнувший в конце 1980-х годов, тоже имел зачатки в послереволюционном периоде - в армяно-азербайджанском противостоянии 1918-1920 годов и в Шушинской резне 1922 года.
Грандиозный лингвистический эксперимент
Это был «грандиозный лингвистический эксперимент», не имевший аналогов в мире, утверждает Наима Нефляшева, научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН. «Для каждого народа была создана своя письменность. Лучшие лингвисты России – Яковлев, Поливанов – писали о графических революциях. Реформа письменности многое дала для формирования лингвистов Северного Кавказа, талантливая молодежь участвовала вместе со столичными профессорами в лингвистических экспедициях. Благодаря этим экспедициям было описано и сохранено много фольклорных памятников и предметов материальной культуры, - отмечает Нефляшева. - На местах структурировались различные общества, где собиралась интеллигенция, студенты, обсуждались актуальные вопросы образования и культуры. И это в 1920-е годы. Это была настоящая мобилизация лучших из лучших! В Ростове в 1920-1930-е годы работал целый Северо-Кавказский лингвистический институт, архив которого не разобран до сих пор».
«Преимущества латинской графики перед арабской оценивались с точки зрения элементарной прагматики: латиница избавляла от сложностей написания и фонетической ограниченности арабского алфавита для выражения звуков языков многих народов Кавказа, а также снимала сложности, возникающие с типографским набором и дороговизной издательского процесса на арабской графике», - пишет Наима Нефляшева в посте «"В пользу латинской основы". О латинизации кавказских алфавитов в 1920-е гг.» в своем блоге на «Кавказском узле».
По мнению Нефляшевой, вопрос о переходе на латинскую графическую основу обсуждался под влиянием все еще витавших в воздухе идей мировой революции вплоть до того, что существовали «даже проекты перевода русского языка на латиницу».
«Латинизация становилась инструментом борьбы с мусульманским духовенством, медресе и книжной культурой на арабской графике, традиции которой, например, в Дагестане были очень сильны», – пояснила исследователь.
В то же время, по ее мнению, реформа алфавитов на Северном Кавказе имела неоднозначный результат. «Для народов, у которых не было письменности, это был прорыв, а для народов Дагестана реформа сопровождалась уничтожением мусульманского письменного наследия, поощрения такого типа поведения, когда молодые люди могли позволить себе выпады против духовных авторитетов, а носители этой культуры клеймились как носители предрассудков, был даже такой термин – "реакционное духовенство"», – подчеркивает Нефляшева.
Изменения «тектонические», хотя и неоднозначные
Главным достижением первых лет советской власти на Кавказе, по мнению Нефляшевой, стало «формирование профессиональной интеллигенции и культурной элиты, кампания всеобщей грамотности и доступ к образованию, в том числе и высшему, появление образовательных программ, рассчитанных на получение образования на родных языках». Эти преобразования осуществлялись «в рамках классового подхода, когда целые сословия (зарождающаяся буржуазия и крепкие хозяйственники, духовенство, военные, которые служили в императорских подразделениях) стигматизировались, загонялись на периферию общественной жизни и в конце 1920-х подвергались репрессиям».
При этом, по мнению эксперта, в первые годы советской власти многочисленные клубы горянок, дома крестьянок, создаваемые на Кавказе, не пользовались успехом. «Чего стоит знаменитая кампания "Пальто горянке", - рассказывает Наима Нефляшева. - У женщин Северного Кавказа, как известно, не было верхней одежды, и чтобы дать им возможность быть активными и выходить из дома в холодное время года, на Северный Кавказ было завезено тысячи одинаковых, некрасивых, сшитых из плохих тканей пальто. Для меня это – лучшая иллюстрация унификации и усреднения личности, которое было заложено в советских реформах».
«С одной стороны, кампания имела смысл - в традиционной женской одежде начала ХХ века верхняя одежда типа пальто отсутствовала, пальто заменяли шали и платки. Иметь пальто считалось особым шиком и привилегией кавказских женщин и девушек из обеспеченных городских семей, - пишет Нефляшева в посте «Северный Кавказ. 1920-е годы. "Пальто — горянке!"» в своем блоге на «Кавказском узле». - Оборотная сторона кампании видится в другом - кампания сопровождалась мощным, как сказали бы сегодня, информационным обеспечением - на страницах местных газет, а также такого общекавказского журнала как "Революция и горец", издававшегося в 1920-30-х гг. в Ростове-на-Дону, были выделены целые разделы, которые постоянно наполнялись рассуждениями о вреде кавказских традиций и обычаев. Этому же посвящались комсомольские собрания, политинформации, занятия в избах-читальнях и красных уголках». Как пишет блогер, под определение «вредных» попадал широкий спектр традиций - «от традиций религиозных, связанных с посещением мечетей и празднованием исламских праздников, до такой, казалось бы, незыблемой и святой традиции, как почитание стариков».
Наима Нефляшева отмечает, что изменения в культурной жизни народов Северного Кавказа, обусловленные Октябрьской революцией, безусловно имели характер глубоких тектонических сдвигов, но дать им однозначную оценку сложно.
Октябрьская революция и послереволюционные годы стали периодом, когда народы Кавказа получили возможности для социальной и политической модернизации, однако вынуждены были заплатить за эти возможности слишком высокую цену. Эхо тех драматических событий звучит на Кавказе до сих пор.